Путь на Индигирку

За Абыем потянулись туманившиеся в сумерках озера, перелески, болота с одинокими остро обрубленными деревцами, на которые были насажены побуревшие болотные кочки — указатели пути. Солнце давно уже закатилось, горизонт тлел зловещем заревом, мороз крепчал. И — о чудо! — собачки наши бежали дружной ходкой рысью, не сбавляя скорости ни на минуту, казалось, позабыв о недавних своих проделках, охваченные одним общим порывом: добраться к жилью, куда стремятся люди, где дадут поесть и где за ночь можно отдохнуть. Что еще могло заставлять их гнать и гнать? Я прятал подбородок в обындевевшем вороте мехового комбинезона, старался почаще переступать с лыжи на лыжу, чтобы облегчить собакам их работу и самому согреться, прогнать колющий спину холодок. Скорее, скорее! Пусть холодно, пусть темно и поверхность снега едва различима, надо ехать, пока бегут собаки. Да и где мы можем остановиться на ночь в тайге? Надо доехать до ближайшей охотничьей юрты, когда бы она ни встретилась: ночью, утром, днем…

Упряжка помчалась с утроенной скоростью, и я, мгновенно освободившись от своих мыслей о дороге и нашей доле, выгибался и дергался то назад, то вперед, стремясь устоять на лыжах. Собаки вынесли нас на сумеречно-лиловое озеро с красно-бурой зарей у горизонта.

Раздали псам куски смерзшейся рыбы и вошли в юрту. Хозяева, поняв, что происходит около их жилья, ждали нас, на мороз им, видно, выходить не хотелось. На поду камелька под дымовым отверстием в плоской кровле горели только что брошенные в угли поленья, дерево едва занялось пламенем, старик якут подвешивал на цепь каган с оленьим мясом.

Желтое пламя горящих поленьев освещало юрту неверными бликами. Размаривающее первобытное тепло, источаемое поседевшими от пепла углями, клонило ко сну. И было безразлично, когда кончится наша дорога и кончится ли вообще, и какие люди рядом, и что делается в замороженной бескрайней пустыне… Спать, спать, спать…

Я очнулся от вопроса хозяина:

— Какой твоя работа?

Он сидел около меня на «завалинке» и осторожно трогал за плечо. Проклиная любопытство старика, борясь со сном, я стал объяснять, что мы едем проведать геологов, не больны ли?

— О, геолог! — воскликнул якут и весь преобразился, морщинки у его глаз словно засветились, он нагнулся, заглядывая мне в лицо. — Геолог нашел уголь-камень, — быстро заговорил он. — Дорога Аркала построят, совсем другой жизнь начнется. Ты начальник?

— Нет, — сказал я, — так просто…

— Так просто не бывает. Доктор ты?

— Нет. Политотдел, газета, — невольно копируя неправильную речь старика, сказал я.

— Так, — с удовлетворением кивая, сказал старик. — Эта газета? — старик протянул мне листок нашего «Индигирского водника». — Хороший самокрутка получается, — простодушно сказал он. — Сын, однако, делает самокрутка, на охота пошел. Я трубка курю… Ой, уголь-камень нашел геолог, ой, дорога у нас построят…

— Откуда ты знаешь, что нашел геолог? — спросил я. — Был у геолога?

— Нет, не был, далеко геолог. Сын твоя газета читал. Газета нам сказал…

Ничего подобного в нашей газете написано не было. В одной из статей Рябова просто рассказывалось о задачах геологического отряда, о том, что геологи ищут уголь и, может быть, когда-нибудь найдут его. Я так устал, что у меня не было никакого желания объяснять старику его ошибку. Запах сварившейся оленины погрузил меня в состояние полного отупения. Только утром тепло юрты уже не казалось первобытным, дальнейший путь не представлялся пустынно-бесконечным. Все вокруг — и юрта, и старик, и тайга — наполнилось каким-то сокровенным смыслом. Вот и сюда дошла наша газета и породила современную легенду…

Перед отъездом я поставил на низенький стол банку со сгущенкой, буханку хлеба, пачку какао.

— Зачем? — спросил старик. — В дорога продукта нужна.

— Тебе тоже нужна, — сказал я, — спасибо за угощенье, за ночлег. Спасибо, что газету читаешь.

— Человек без тайга нельзя. Человек без газета нельзя… — с такою искренней простотой сказал старик, что заподозрить его в лести было совершенно невозможно.

Я вышел из юрты сам не свой от охвативших меня чувств. Нужна наша газета, ох, как нужна. Повскакавшие со снега при моем появлении псы разом вернули меня к прозе жизни. На всякий случай я погрозил им кулаком в меховой рукавице. Они восприняли мой жест как недостойную шутку и принялись подвывать, выгибать спины и протяжно во всю пасть зевать, всем своим видом показывая, что им наскучило безделье. Пламенеющее небо подкрашивало сугробы кармином, солнце готово было выкатиться в тайгу.

Мы накрепко привязали к нартам наши вещи и мешок с мороженой рыбой. Я схватился за веревочную петлю, Данилов раскачал нарты, облегчая собакам первый рывок, и наш поезд помчался в синеющую даль озера. Скорей, скорей, скорей!..