Путь на запад

Шмидт: «Всю историю этих четырех месяцев можно охарактеризовать одной фразой – выше головы не прыгнешь».

Адам: «Дома сочтут, что мы пропали».

Паулюс: «На войне – как на войне (по-французски)».

Опять стали смотреть цифры. Обратили внимание на общее количество находившихся в окружении. Паулюс сказал: «Возможно, ведь мы ничего не знали». Шмидт пытается мне объяснить – рисует линию фронта, прорыв, окружение, говорит: «Много обозов, других частей, сами не знали, точно сколько».

В течение получаса молчат, курят сигары.

Шмидт: «А в Германии возможен кризис военного руководства».

Никто не отвечает.

Шмидт: «До середины марта они, вероятно, будут наступать».

Паулюс: «Пожалуй, и дольше».

Шмидт: «Остановятся ли на прежних границах?»

Паулюс: «Да, все это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства противника».

За обедом беспрерывно хвалили каждое подаваемое блюдо. Особенно усердствовал Адам, который ел больше всех. Паулюс оставил половину и отдал ординарцу.

После обеда ординарец пытается объяснить Нестерову, чтобы ему вернули перочинный нож, оставшийся у их штабного врача. Паулюс обращается ко мне, дополняя немецкие слова жестами: «Нож – память от фельдмаршала Рейхенау, у которого Хайн был ординарцем до того, как перейти ко мне. Он был с фельдмаршалом до его последних минут».

Разговор опять прервался. Пленные легли спать.

Ужин. Среди блюд, поданных на стол, – кофейное печенье.

Шмидт: «Хорошее печенье, наверное, французское?»

Адам: «Очень хорошее, по-моему, голландское».

Одевают очки, внимательно рассматривают печенье.

Адам удивленно: «Смотрите, русское».

Паулюс: «Прекратите хотя бы рассматривать. Некрасиво».

Шмидт: «Обратите внимание, каждый раз новые официантки».

Адам: «И хорошенькие девушки».

Весь остаток вечера, молча, курили. Ординарец приготовил постель, и легли спать. Шмидт ночью не кричал.

Оперуполномоченный КРО ОО НКВД Донфронта старший лейтенант госбезопасности Тарабрин Верно: подполковник П. Гапочко[156]

* * *

Вот ведь поменял историю на свою голову. Третий раз личный состав бригады придется менять и пополнять. От тех, с кем шли по Белоруссии и брали Минск, только пятая часть осталась. А от тех, с кем дрались в Бресте, вообще единицы. Ну а куда деваться? Война! Она, проклятая, забирает и калечит лучших. Сам чуть не угодил в сети «старухи», когда немцы, стараясь вырваться из окружения, прорвались в Алексеевку к моему штабу.

Панцергренадеры, проломив оборону «лыжников» Малина и остатков первого батальона при поддержке трех танков, тогда на мой КП ворвались. Танки и бронемашины мы из «РПГ» сожгли, а вот с пехотой на полу церкви в рукопашной пришлось сойтись. Они нас своей массой чуть не задавили. Слишком много их на нас десятерых пришлось. Дрались не на шутку. Главное – что пленные ни им, ни нам были не нужны.

Мои «архангелы» в самом начале погибли – граната рядом взорвалась. Радист и мой порученец свои пули из окна от пулеметчика получили. Тот долго не радовался – я его с помощником из автомата приложил.

Сереге Акимову фриц в драке чуть нос не откусил, да Серега проворнее оказался – первым успел ножом достать.

Меня парочка ворвавшихся внутрь «арийцев» все своими штыками пытались достать. Пришлось крутиться. Верный «ППД» не подвел – когда патроны кончились, в качестве дубины хорошо пошел. Только так башки сносил. Правда, приклад теперь придется на нем менять.

Татьяна, укрывшись за перевернутым столом, держала наш тыл. Из пистолета хладнокровно отстреливала тех, кто появлялся в проеме двери и окнах. И это несмотря на то, что она получила ранение в ногу.

Пара ребят из разведроты, укрепившись с пулеметом на хорах, отбивали атаки на дальних подступах к нам. Высокий, худой, белобрысый, в нашей трофейной шапке, с грязными и длинными руками, гранатометчик перед своей смертью успел накрыть их двумя гранатами.

Хоть и осталось нас в живых только трое – я с Татьяной и Серега, но главное – мы отбились. Трупами весь пол покрыли. Хорошо, что подмога в лице танкистов, ремонтировавших свои машины на рембазе, и бригадных связистов вовремя подоспела, а то бы нам совсем крышка была.

В начале февраля, практически сразу же после полного освобождения Воронежа, руководство бригады вызвали на совещание в штаб фронта. К этому времени он из Боброва перебрался в Острогожск. Так что наша поездка на автомашине много времени не заняла. Всего два часа на преодоление 50 километров по разбитой дороге ушло.