Путь небес. Преодолевая бурю

Вейл думал, что смертельно устал, но каким-то образом сумел побежать. Он неловко заскочил в ближайший проулок и сквозь бешеный стук сердца услышал, как великан пустился в погоню. Легионер грузно и с ленцой, но широко шагал по пыли, гортанно шипя через сомкнутые челюсти.

Мейстер лихорадочно озирался в поисках выхода, любой щели, куда он мог бы протиснуться. Его окружали лишь голые рокритовые стены, кое-где разбитые взрывами, почти везде обугленные в давних пожарах. Он пробегал мимо выбитых окон, заглядывая в брошенные жилотсеки. Вейлу казалось, что из центра города доносятся новые удары и треск очередей.

«Их еще больше, — с горечью подумал беглец. — Клянусь Патерновой,^[13] их стало еще больше…»

Он добрался до конца проулка, откуда влево поворачивала дорожка между двумя разбомбленными, кренящимися жилбашнями. Монстр уже дышал Вейлу в спину. Черпая силы в страхе, беглец припустил за угол и едва не врезался в дальнюю стену. Оступившись, он упал и ободрал колено.

Латная перчатка опустилась ему на плечо, прижав к пыльной земле. Даже через рясу это касание показалось уколом ядовитого жала, и мейстер вскрикнул.

Враг подтащил его к себе, грубо поднял с земли и развернул. Беглец увидел перед собой изуродованное лицо легионера, где еще сохранились следы человеческого облика. На шее создания, впрочем, подрагивали странные прозрачные опухоли, а его глаза казались провалами в пустоту. Дыхание твари было омерзительно сладким, и Вейла едва не стошнило.

— Другие помогали тебе, — произнесло чудовище, сильнее сжав латную перчатку. — С чего бы? Кто ты такой?

Мейстер готов был ответить. Голос существа пронзил его насквозь, сокрущил волю к сопротивлению.

— Я…

Больше Вейл ничего не успел сказать. Мир вдруг взорвался каскадом жесткого золотистого света, и беглеца подбросило в воздух. Рухнув в пыль, он понял, что сломал ключицу. Охваченный приступом дурноты, мейстер не мог отчетливо разглядеть, что происходит, и видел только размытые пятна, движущиеся в ослепительном сиянии. Ему почудилось, что через сверкающую завесу шагнул второй монстр, столь же огромный, но облаченный в бело-костяную броню. Создания бились между собой, вздымая клубы пыли.

Вейл хотел отползти подальше, но невыносимая боль возле шеи не позволила, и он свернулся в дрожащий клубок. Чуть позже первое чудовище отлетело на другую сторону улицы — в разбитом доспехе, опутанное ярчайшими золотистыми разрядами. Другое существо шагнуло к нему, занося для смертельного удара тяжелый посох, украшенный полосками кожи и черепом наверху. Древко оружия пробило кисты на горле упавшего врага и прикололо его к земле. Монстр еще сжимал кулаки в бессильной ярости, изрыгая ругань на неизвестном языке, но вскоре жизнь вытекла из него пенящимся потоком крови и какой-то прозрачной жидкости.

Беглец чувствовал, что теряет сознание. Боль не давала ему шевельнуться. Сердце неудержимо колотилось о ребра, словно птица в клетке. Ощутив чью-то руку на плече, Вейл попытался отдернуться, но даже это оказалось ему не по силам. Подняв глаза, мейстер увидел человеческое лицо, наполовину скрытое за респиратором, и оторопел. Над ним стояла пожилая женщина с седыми волосами, собранными в безжалостно тугой пучок, и тонкими, хрупкими чертами. Вейл понял, что не замечал ее, отвлеченный боем столь ужасных созданий. Поднявшись, он разглядел на груди незнакомки аквилу, приколотую к серо-зеленому мундиру генерала Армии.

Женщина выглядела обеспокоенной.

— Где Ашелье? — спросила она, пытаясь поддержать мейстера. — Где он?

Вейл рассмеялся бы, не чувствуй он себя настолько скверно.

«Кто же знает? Кто знает, куда делся этот ублюдок? Будь я в курсе, думаешь, остался бы в этой адской дыре?»

Но он ничего не сказал — не смог — и обмяк на руках генерала. Дурнота накрыла беглеца, словно асбестовое полотно, и его сознание медленно угасло.

На секунду мейстер решил, что умирает. Если так, возможно, это было к лучшему. Разве из их трудов уцелело что-нибудь, ради чего стоило жить?

Затем мир погрузился во тьму, боль исчезла, и Вейл уплыл в благословенное забвение.

Глава седьмая

В тренировочном отсеке горели церемониальные свечи. Жаровни, слабо курящиеся в нишах, источали аромат священных масел. Шибан, держа на отлете гуань дао с выключенным полем, смотрел на свое тело, освобожденное от брони.

Между пластинами мышц поблескивали металлические имплантаты, внедренные в плоть у краев черного панциря. Их до сих пор окружали толстые рубцы. Белая туника хана открывала взгляду всю его аугметику — икры и предплечья удалены, бедра пронизаны поршнями и скобами, шея превращена в переплетение клапанов. Далеко внизу тряслись и грохотали двигатели, несущие «Калжан» по вечно беспокойному эфиру.