Путь офицера

Когда-то, в конце восьмидесятых, лихой опер после работы частенько заезжал в Следственный отдел КГБ пропустить с приятелями-следаками грамм по двести. От нечего делать читал уголовные дела конца тридцатых годов – тогда шла волна реабилитаций по заявлениям родственников, и тонкими, страниц на пятнадцать-двадцать, расстрельными делами были буквально завалены кабинеты следователей. И все они были как под копирку. Показания кого-то, протокол обыска, на котором ничего не найдено и не изъято, протокол допроса обвиняемого, в котором честно написано, что ни в чем виновным себя не признает. А потом обвинительное заключение: «Враг, не разоружился». И протокол особого совещания. «Подсудимый, вы признаете себя виновным?» – «Нет». Суд удаляется на совещание. Через пять минут «К высшей мере пролетарской защиты». И еще через пятнадцать минут – справка о приведении приговора в исполнение.

А дальше современные справки – заявитель расстрелян, следователь расстрелян, всем спасибо, все свободны.

Не пытали, даже не угрожали – зачем, если все уже предопределено? Все записывали честно, а конец один. И для тех, за кем записывали, и, немного позже, для тех, кто записывал.

Нет, здесь и сейчас такого не будет!

– На суде нас будут допрашивать?

– Только если сами придете, а так – чего зря время тянуть? Приговор, чик и готово, – сказал Гурвиль с самой гнусной ухмылкой. Только взгляд у него не ухмылялся. Грустным он был. И внимательным.

Глава XX

Следующим утром патруль вновь направился на рынок. Шли, как и прежде, плотной группой, но отчуждение коллег Жан чувствовал кожей. Не разговаривают, демонстративно смотрят куда угодно, только не на него. Ну и ладно, отношения можно и потом выстроить, сейчас не это главное.

Однако маршрут повторяется. Интересно, они всегда по нему ходят, чтобы жулье заранее знало, где полицейских точно не встретит? Правда, сейчас это на руку. Вот и пострадавший лоточник, так, отойдем от него подальше…

– Господин начальник, а где здесь облегчиться? Приспичило, сил нет!

Полный снисходительного презрения взгляд:

– В конце этого ряда, – небрежный взмах руки, – потом ищи нас. И попробуй не найти.

С места бегом, потом шагом возвратиться к «потерпевшему», встать на место покупателя, у всех на виду, чтобы не сказали потом чего нехорошего и с улыбкой, обязательно с улыбкой, доброй такой, широкой, как у крокодила…

– Уважаемый, мэтр Робер разочарован. Вы нарушаете договоренности. Просил получить объяснения, – наобум выдал Жан.

Но сработало! Бедолага аж посерел.

– Как, мы же договорились! Я оставляю кошелек для вора, даю показания, и за этот месяц не плачу! Он же сам предложил!

– Ой, как интересно. И много платишь?

Тут до торговца дошло:

– Так ты не от него! Да ты знаешь, с кем связался! Да я Роберу расскажу – тебя завтра же на куски порежут и собакам скормят!

– Что, уже были случаи? – театрально заломив бровь, поинтересовался Жан – надо сказать, что на изуродованном шрамом лице любая мимика смотрелась жутковато. – Впрочем, об этом ты мне в другой раз расскажешь.

– До второго раза ты не доживешь, – прошипел собеседник.

– Я – возможно, а ты – точно. Ну сам подумай, что Робер сделает, когда узнает, как ты о ваших делишках трепался?

И вот здесь человека проняло, лицо перекосило от ужаса. Надо срочно успокаивать.

– Ну-ну, уважаемый, что такое, что случилось? Все нормально, никто никого не режет, никто никому ничего не рассказывает, всем хорошо, правильно?

– П-п-правильно.

– Тебя как зовут, правильный ты наш?

– Ж-Жак Легрос! – Голос торговца все еще дрожал.

– О как! Тебя Жак, меня Жан, да мы почти тезки! А разве тезки друг друга подведут? Нет? Правильно. Так что о нашем разговоре ты Роберу ведь не расскажешь?

– Н-нет.

– Молодец! Мужчина! А что ты ему расскажешь? Он о нем наверняка узнает, и тебя обязательно спросит. А расскажешь ты ему, что я интересовался вчерашним происшествием. И ты мне поведал, что все было так, как господин Робер в бумаге написал. Вот видишь, как здорово – все довольны и убивать никого не надо. Договорились?

– Договорились. – Легрос явно стал успокаиваться.

– Вот и хорошо, со мной вообще хорошо дружить. А знаешь почему?

– ?!

– Потому что я сам у тебя денег брать не буду и другим не дам. Но если решишь обмануть, – голос Жана стал жестким и холодным, – поверь, тебя ничто не спасет. И не рассчитывай, что я в Амьене никого не знаю. Я по дороге сюда графиню де Бомон охранял. Если что, – тут голос опять стал мягким, – впрочем, о чем я, какие «если что» между друзьями? Я прав?

– Правы, господин полицейский. – Нельзя сказать, что Легрос успокоился окончательно, но это и хорошо, значит, сдавать не побежит, хотя расслабляться и не стоит.

– На суд придешь, – уже командирским тоном проинструктировал Жан, – говорить можешь что угодно, хоть то, что Робер приказал, но придешь обязательно. И пожалуйста, не разочаровывай меня. Для твоего блага. Ну, удачи тебе, дорогой.