Путь огня. Часть 3

Впереди нетерпеливо вспыхнул огонек. Приглашающе. И Аль шагнул под первую арку. Пламя вспыхнуло без предупреждения. Встало злой стеной. Закружилось, испытывая, заставляя отшатнуться. Опалило жаром, так что запекло лицо. Загудело сердито, и Аль ощутил себя самозванцем, который пришел, когда его не звали. Вокруг заскакали золотые искры, норовя достать, уколоть. Предупреждающе – бойся, смертный. Не устоишь – станешь пеплом.

В гудении слышалось:

– Слабак.

– Смертный.

– Что ты можешь?

– Из тебя выйдет лишь пепел.

– Ты слишком слаб для огня.

Аль с трудом удержал себя на месте. Понимал, отступит – и пламя набросится. Сделает пеплом.

Подумалось – сколько столетий так же стояли на его месте курсанты, делились своим. Мелькнуло, что это не пламя желает его убить, это страхи тех, других, кто прошел под аркой. Сразу стало спокойнее. Он столько раз выстоял в «дружеских» проверках… Подумаешь, еще одна.

– Попробуй, – широко улыбнулся.

– Давай, – приглашающе развел руками.

– Но я ничем с тобой не поделюсь, – добавил интригующе. Пламя жадное. Ему захочется ощутить вкус его связи с ассарой.

Замер выжидающе.

Аль не увидел, почувствовал, как ослаб жар, а потом пламя изменило цвет с раздражающе алого на золотой. Он протянул руку, коснулся жидкого золота, прикрыл глаза, делясь своим: воспоминаниями, эмоциями, силой и… шагнул в огонь.

– Он прошел первую арку силы, – кусая губы, проговорил Пятый.

– Ни разу не сомневался, – кивнул Фильярг. Арвэл покосился, но мысль – не переживал, не был бы здесь – оставил при себе. Ясно же за кого именно боится брат. Сразу за двоих: Шестого и свою ненаглядную ассару. А вот он сам…

Процесс над матерью, пусть семейный, закрытый, закончившийся ссылкой на уединенный остров и закрытием источника, выпил все силы. Арвэл ощущал себя постаревшим лет на двадцать и, чтобы не сойти с ума, с головой ушел в учебу. Но этот год – последний. Дальше придется выныривать из раковины и выходить в мир. Третий уже намекал, что подготовил ему работу во дворце, но Арвэл хотел чего-то подальше от суеты, сочувственных взгляд и отравляющих душу слов. Например, на границу. Гонять пиратов.

Юля, помнится, высказалась, встретив его на галерее академии с бутылкой в руках:

– Считаешь себя виновным? Слепым? Не остановившим вовремя? Прошлое не исправить, но можно исправить будущее. Не слышал об искуплении? Спаси чью-то жизнь, стань кому-то нужным и помоги не повторить твою ошибку. У нас верят - добрые дела искупают многое. Только не держи в себе эту боль. Закрой ее каким-нибудь делом. И обязательно навести мать. Это тоже будет частью искупления.

Тогда он не поверил. Ушел. Убежал. Боль уже пустила корни в душе, и ему было проще жить с этим, чем делать что-то еще. Но чем больше думал, тем лучше понимал – ассара права. Его боль о матери – слабость.

– Как думаешь, отец отпустит на границу? – спросил, вглядываясь в медленно идущую фигурку по плато.

– Хочешь мечом принести пользу государству? – понимающе кивнул Фильярг. – А я, признаться, думал, ты больше по бумажкам как Третий.

– Нет, бумаги меня не интересуют. Сейчас, – мотнул головой Арвэл. Сначала он хотел попроситься в посольство, попутешествовать как Второй, но потом решил, что просто путешествия его не привлекают. А вот на границе с Алтопией как раз активировались пираты.

– Все думал, в кого ты, – хлопнул его по плечу Четвертый и провозгласил торжественно: – Добро пожаловать в клуб клинка, брат.

Аль сидел на развилке дерева, свесив ноги, и наблюдал за странным первокурсником, забредшим в эту часть парка. В его, можно сказать, владения. Да сюда лишь старшие курсы осмеливались заходить и то, извинившись за вторжение. Шестой сузил глаза – малявка нуждался в уроке.

Расправил плечи, спрыгнул, заставив отшатнуться пацана. Смерил взглядом. Неужели он был таким же? Мелкий. Тщедушный. Не руки – веточки. И испуганные глаза на пол лица с густыми ресницами. Тьфу, а не огневик.

– Т-ты чего? – испуганно попятился малой и тут же взъерепенился: – Да, кто ты такой?

Аль вскинул брови. Месяц уже прошел с начала учебы, а этот еще не знает, кто перед ним? Точно убогий. Не зря, во дворце упорно ходили разговоры, чтобы сделать вступительные экзамены для всех, а не только для девчонок. И отсеивать вот таких…

Усмехнулся. Ассара могла собой гордиться. Девушек теперь принимали в академию с двадцати шести лет. По стране целые демонстрации тогда прокатились под лозунгами: «Замуж можно, а учиться нет?», «Детей рожать разрешено, а ставить стабилизатор нет?», «Огонь любит не только смелых, но и умных».

Самые активные добрались до королевского дворца в Третьем тэорате и орали там, под окнами опочивальни, до хрипоты всю ночь. Каким злым был отец, Аль знал со слов Харта. Его величество порывался лично добраться до ассары и отбить у той желание лезть в политику и устраивать «бабий бунт». Но на защиту неожиданно встал ректор, произнеся короткую и эмоциональную речь, смысл которой сводился к одному: «Какая теперь разница: тридцать или двадцать шесть? Возьмем всех, дайте только денег на новые помещения».