Путь океана: зов глубин (СИ)

Она грустно улыбнулась и кивнула ему за спину:

— Может вам будет угодно угостить и третьего нашего гостя?

Витал спохватился и выложил на стол горстку монет:

— Разумеется, сударыня. Извольте.

Глаза её округлились не то от почтительного обращения, не то от вида золота.

— Без сдачи.

Ему отчего-то вдруг стало так стыдно за собственный достаток, что он отвернулся и начал копаться в сумке. Будто среди бумаг могло отыскаться успокоение для его совести.

Когда бедняжка прошаркала, припадая на ногу, в кухню, он долго смотрел ей вслед.

Как давно он не оказывался в этих бедных кварталах, и как быстро память стерла следы воспоминаний о тягости жизни буквально на самом дне Мало-Орфейской иерархии… Вопиющая нищета, которая отчего-то только множилась при провозглашенном процветании матушки-Гильдии…

Голос за спиной выдернул из размышлений:

— Звонарь велел передать… — его визави усмехнулся, — а за угощение спасибо… Плохи дела в Гильдии, капитан. Давеча повесили Нору с «Праздника», их квартирмейстера да штурмана по какой-то нелепой статье. Прочие отделались штрафами и запретом на воду. А в том месяце — так вообще двоих капитанов разжаловали до выплаты налогов… Ищи их поди на магнитных рудниках теперь…

С каждым словом информатора мигрень крепчала.

— Как же так…?

По скрипу бушлата собеседника Витал догадался, что тот пожал плечами.

— Главы Кодекса дописывают второпях, капитан. Что ни день — новый закон. Звонарь велел передать держаться подальше отсюдова. А коли захочешь новостей, так тебе всё выложат в портах по нашему паролю…

Жгучая вёрткая догадка никак не давалась измученному уму Витала. Перед ним звякнула мятая оловянная тарелка с чуть подгоревшей яичницей, парой тощих рыбешек и краюхой хлеба. Кружка с перебродившим пивом видимо полагалась в подарок от заведения.

Мореходка понуро улыбнулась и поспешила уйти.

Не притронувшись к еде, Витал осушил кружку и сморщился. Пиво горчило.

— Доложи Звонарю, у меня крупные неприятности. Пока не разгребусь, на связь никак не смогу выйти.

— А чё случилось-та?

Громкое сербанье и смачная отрыжка позади сменились жадным чавканьем.

— Долгая история. — Витал задумался. — Меня и все мои бригады арестовали, оштрафовали и назначили трибунал. Все припомнили. И что было за мной и чего никогда не было. Как будто я держусь закона, а он всё уходит с моего курса…

Позади фыркнули.

— Во-во, капитан. Бардак в матушке Гильдии-та. Передам, всё передам. Ты главное не боись. И уж потрепыхайся, вдруг подфартит и отделаешься. С твоей-то репутацией поди может и не пойдешь в расход…

Кислятина ударила в голову. Кабы Витал не знал осведомителя, смех его мог показаться не столько горьким, сколько злым. Но сейчас улыбнулся он и сам и нервно рассмеялся.

Стул позади крякнул, и раздались удаляющиеся шаги. Вся обстановка таверны, невзирая на хмель, вызывала мучительную головную боль. Витал дождался стука двери и двинулся на выход.

— Спасибо, сударыня. Свидимся.

Едва капитан открыл входную дверь, как пьяница за соседним столом проснулся, вытер нос рукавом и улыбнулся щербатым ртом дармовой еде.

Татуировки на лице сообщали о должности штурмана на судне, имени которого никто уж и не вспомнит.

* * *

Ноги сами несут в опиумную.

Его очень заботит, какие будут чулки на господине Пти.

Он нарочно носит дамские из-за тугого обхвата голени, и его ноги не так болят от стояния у конторки сутками напролёт… И банк находится по пути, как хорошо. В банке он выписывает экипажу жалованье и боевую надбавку. Приходится повторять раз за разом удивленной юной даме, что нет, что его не беспокоит закрытие опустевшего счёта. Звенят монеты. И снова монеты. Какие-то ассигнации. У него рябит в глазах от монет. Ему не хочется заменять их на бумаги только из-за веса. Он сумеет донести всё. Или нет?

Нет, будем открывать именные счета.

Голова болит.

Юная дама считает, будто он не замечает, как она крутит пальчиком у виска, думая, что он не видит.

Глу па я.

Карманы набиты монетами. У него по-настоящему хороший портной, и карманы не рвутся и не запускают тяжёлое золото в подкладку бушлата.

У Кристин из чулочной лавки был сложный день.

Она хмурая сегодня, держит за щекой свою конфету, листая страницы романа, суть которого явно давно потеряла.

Как же болит голова…

Пакет с Верденским шоколадом смят и пропах порохом. Какая разница. Кристин всегда знает, что он принесёт ей лакомство и вкладывает неизменный конвертик с сердечком в пакет с чулками для господина Пти.

Он не запоминает их лиц. Только адреса, выложенные из ступеней и поворотов улиц.

Цветочник.

Дайте оранжевые. Да не эти. Она ненавидит розы. Да, спасибо. Не нужно, оставьте себе.

Бордель.

Мадам Роза тоже мучится мигренью и вяло улыбается оранжевой лилии, передавая ему взамен пакет с дорогущим льдом. Он не станет расстраивать её, ведь он ему не поможет. Пусть будет лёд.

Жанна не понимает, почему он не останется. Но она понимает цветную горсть камней в своих ладонях, понимает, что гранить ей их придётся уже за свой счёт.

Ему не ког да.