Путь подкидышей. Книга первая – Грош

В работу Грош втянулся на удивление легко. Его расписание совпадало с началом занятий в колледже, а поздние возвращения он объяснил матери тем, что подрабатывает в кафе после занятий. Она было запротестовала, но Грош так искренне уверял ее в том, что работа совершенно не бей лежачего, что ему фактически задаром платят деньги, что она смирилась. Хотя бояться за него не перестала.

– Все-таки, уже скоро осень, сынок… Темнеет рано. А закат…

– Не волнуйся, мам. Я нормально себя чувствую. Если что – найду, где спрятаться… Да не смотри ты так! Ничего не будет.

Того нищего он больше не встречал – похоже, старик сменил место. В кафе к новому работнику относились без восторга, но ровно; его напарник, подавальщик по кличке Мотыль, оказался хорошим парнем, дружелюбным и веселым. Он щедро делился с новеньким чаевыми, которые оставляли зашедшие потусоваться барышни с Высших Дамских курсов и небогатые кайны среднего звена, регулярно обедавшие в кафе.

Рыжая не появлялась. Грош почти забыл о ней. Ну, не то чтобы забыл, но старался.

Дни становились все короче, и праздник Большой Охоты, главное шоу сезона, неумолимо приближался. У матери прибавилось заказов, как всегда перед праздниками. Из колледжа студентом Купером никто не интересовался, и Грош, беспокоившийся поначалу, что в его отсутствие придет посыльный от директора или принесут письмо, слегка расслабился и даже начал лучше есть.

Так прошел месяц.

Грош стоял за кассой и неудержимо зевал. Небо с утра обвисло как мокрая серая вата на курящихся хлипким дымком печных трубах по всему городу; в воздухе дрожала водяная пыль, старые камни мостовых влажно блестели. Грош, вообще-то, выспался, но непогода и хмарь всегда вызывали у него желание залечь под одеяло и не высовывать носа в неприветливую действительность. К тому же, его немного знобило – похоже, простудился на сквозняке, который пролетал по кафе всякий раз, как открывалась входная дверь.

Вот и сейчас по ногам и спине потянуло холодом, Грош без интереса поглядел в сторону распахнувшейся двери и увидел мокрый алый дождевик с низко надвинутым капюшоном, похожий на маленькую копну на ножках. Следом за первой в дверь протиснулись еще несколько цветных копен – синяя, желтая и апельсиново-оранжевая. Потоптавшись в образовавшейся лужице, дождевики, распространяя вокруг себя сырость и щебет, уселись за дальний столик и принялись разоблачаться. На свет появились нежные личики, разрисованные в меру финансовых возможностей владелиц, и чуть влажные на концах локоны разных цветов. У той, что сидела спиной к кассе, волосы отливали медью.

Грош замер.

Барышня не оборачивалась. Мотыль, приветливо улыбаясь, подхватил со стойки карту блюд и напитков и направился к дальнему столику.

Грош уставился невидящим взглядом в кассовый аппарат и изо всех сил пытался взять себя в руки. Зубы у него начали постукивать. В груди знакомо заныло. Нет, кажется, это не простуда…

– Эй, Купер, тебе что, плохо? – вернувшийся с заказом Мотыль озабоченно заглянул ему в лицо. – Выйди на воздух, проветрись, я за тебя постою. Давай скорей, на тебе лица нету… вон в ту дверь, мимо кухни и на задний двор.

На подгибающихся ногах Грош обогнул стойку и потащился по узкому темному коридору, обливаясь ледяным потом и стуча зубами. Торкнулся в дверь, уже мало что соображая, не понимая, что надо откинуть щеколду, потом кое-как сообразил, трясущимися руками отпер и вывалился в морось и серые сумерки. Сделал несколько шагов по крохотному каменному дворику, колени ослабли, он присел в темном углу и скорчился, дрожа и вытирая слезящиеся глаза. Грудь горела огнем, до любой части тела было больно дотронуться, озноб становился все сильнее, – эх, дурак, надо было брать с собой отвар… Из подворотни, совсем черной в наступивших сумерках, метнулась тень.

– Грош!.. Где ты?.. Грош!

Сначала ему показалось – мама. Но это была рыжая, она, наверное, обежала кафе кругом и нашла вход во двор с улицы. Теплые руки обхватили сзади согнутую спину, барышня развернула его к себе, прижала к груди мокрую голову.

– Грош… Грош… погоди…

– Уходи, – сумел выдавить он сквозь стучащие зубы. Его уже колотило без остановки. – У…ходи…

– Сейчас. Сейчас. Иди сюда, скорее!

Она рывком поставила его на ноги – откуда только силы взялись? – и подтащила к угольному погребу, жестяная крыша которого блестела под дождем в углу двора.

– Сюда!.. Быстро, пока никто во двор не вышел!

Она втолкнула его в черную тьму и захлопнула за ним обитую железом дверь. Молодец – сообразила остаться снаружи. Грифоны опасны…

Боль выгнула позвоночник. Оборотень повалился на кучу угля, когтистые лапы ударили воздух, одно крыло выломалось из лопатки, другое застряло. Боль. Боль. Кровавая тьма в глазах.

Он зарычал. Страшнее всего даже не боль. Ее можно потерпеть… еще немного… потерпеть… Мне больно… больно мне… я больше не могу-у-у-у-у.... Я хочу умереть… скорее… зачем я родился!.. Зачем я родился – таким?..

Когтистая лапа судорожно скребет по каменной стене. Огромный клюв запрокидывается, тянет голову назад. В глазах жжет, жжет…