Путь подкидышей. Книга первая – Грош

До Первого Публичного Его Королевского Сияния Колледжа для юношей идти было совсем недалеко. Девчачий колледж – Заведение для барышень имени Ее Сверкающего Высочества Принцессы Алтын – располагался через дорогу. Цвета принцессы, блю ройял и золото, преобладали в оформлении нарядной вывески. Первый Публичный выглядел куда скромнее – его вывеску украшала только серебряная насечка на черной доске с названием колледжа. Серые сюртуки заполонили улицу – студенты второй ступени походили на мышей, озабоченно спешащих в одном направлении. Барышни уже давно сидели на занятиях – это только в Первом Публичном сегодня не было первой пары.

Впереди двое публичников с настоящими лейблами «Лори» на плечах изводили третьего – дохленького Виза Бакстера, еще с первой ступени бывшего всеобщим посмешищем за сильную гнусавость, вызванную плохо зашитой в детстве заячьей губой. Тот, что шел слева, через каждые пять-семь шагов выбрасывал вперед ногу и цеплял Бакстера, заставляя его споткнуться. Правый ловил начавшего валиться Виза и толкал его к стене. Бакстер семенил, безуспешно пытаясь оторваться от преследователей, и втягивал голову в плечи.

Грош стиснул зубы и в несколько широких шагов догнал троицу.

– Отстаньте от него.

Парочка остановилась, а Бакстер пригнулся и, виляя, как заяц, бросился прочь. Он даже не обернулся посмотреть на своего заступника.

– Купер, – протянул левый. – Тебе жить надоело, да?

– Ему надоело, – подтвердил правый. – Особенно после вчерашнего собрания.

Вчера на собрании Совет колледжа принял решение о взимании месячной платы со студентов. Грош так и не сказал матери об этом – ясно было, что учиться он мог, только пока колледж был бесплатным.

Он шагнул с тротуара на мостовую, намереваясь обойти парочку, но левый немедленно встал поперек дороги, усмехаясь, как змея, почуявшая мышонка.

– Убейся об стену, Купер, – посоветовал правый. – Все равно твоя мамаша не сможет перестирать столько грязного белья, чтобы платить за колледж.

– Пропусти.

– Ага. Сейчас.

Грош смерил противников взглядом. Приходилось признать, что сейчас ему наваляют. И чего ради он вступился за Бакстера?..

– Купер, а твоя мать и нижнее белье тоже стирает? – вкрадчиво спросил левый.

– Пошел ты!

– Что он сказал?.. Эй, выкидыш лахудры, что ты сказал?

– Что слышал.

Грош слишком поздно заметил кулак, летящий ему в лицо. После приступа он всегда еще пару дней бывал немного заторможенным. Из носа, конечно, брызнула кровь.

Сюртук!..

Он развернулся и, зажимая ладонью нос, помчался к набережной. Кровь нужно сразу замыть холодной водой, иначе потом ничем не отстираешь…

Свист и улюлюканье сзади нисколько его не заботили.

Под мостом было темновато и очень сыро. Дренажные решетки забились какой-то дрянью, возле одной из них деловито копошилась крыса.

– П-ш-шла отсюда, – сказал Грош сдавленно и спустился поближе к воде. Река в этом месте была узкой и мелкой – воробью по колено, и громоздкий каменный мост над нею выглядел насмешкой над здравым смыслом.

Грош зачерпнул окровавленной ладонью воду, не слишком чистую, но холодную, поплескал в лицо, пока из носа не перестало течь, потом снял сюртук и тщательно замыл пятно. Идти в колледж в мокром сюртуке не хотелось. Он выбрался наверх там, где набережная почти всегда была безлюдной, обрамляя Рыбью Слободку. Рыбники жили дальше, между набережной и крайними домами слободы оставался довольно широкий луг, странно выглядевший посреди каменных улиц. Кое-где на нем высились старые деревья, и поэтому окрестные жители считали место кладбищем. Каждое дерево – чья-то могила. Корни плотно оплетают круглые корзины, в каждой корзине в позе эмбриона лежит покойник. Дерево питается соками мертвого тела. И, возможно, в каждом дереве живет душа умершего.

Грош присел на траву, разложил сюртук для просушки и стал смотреть на красные крыши слободы, видневшиеся за лугом. Рыбники славились тем, что в их поселении было довольно много птиц, не то что в остальных частях города. Иногда можно было даже увидеть целую стаю.

Грош прищурился в небо и потер все еще немного саднивший нос. Хоть бы не распух, мама сразу заметит, а лишние огорчения ей совсем ни к чему. Все-таки он кретин. Восемнадцать лет дубине, а дерется на улице, как школяр. Да хоть бы уж подрался, действительно, а то получил по носу и сбежал.

– Больно?..

Грош от неожиданности дернулся, как пойманная рыба.

– Что?

– Я спрашиваю: больно тебе?

Перед ним стояла девчонка… нет, скорее, барышня, в простом джинсовом сарафане с медными клепками и алом свитере с длинными, до кончиков пальцев, рукавами.

– Я все видела, – объявила барышня и села на траву, аккуратно расправив джинсовый подол. – Ты молодец. Как тебя зовут?

– Купер, – растерянно сказал Грош. – Купер Грош. А зачем тебе?

– Ну, надо же знать имя. – Барышня заложила за ухо прядь каштановых, с медным отливом, волос и посмотрела в сторону Рыбьей Слободки. – Птиц высматриваешь?

– Ну… да.

– Они сегодня не прилетят.

– Откуда тебе знать?

– Знаю. – Она покосилась на его нос. – Распух немного. Давай залечу.

– А ты умеешь?

– Училась. Можно попробовать.