Взяв третью, Люба твёрдо решила ни за что её не открывать, а держать как энзэ, на всякий пожарный. Она даже заперла её в тумбочку, а ключ положила в мамину старую шкатулку. Мамы давно уже не было, а шкатулочка её продолжала стоять на полке серванта, как и сорок лет назад.
Утром следующего дня Люба привычно не смогла себя найти. Чуда не произошло. Её снова не стало. В ней исчезло всё. Даже ненавистные морщины и целлюлитные рубцы. С трудом нащупав своё невидимое тело, Люба кряхтя сползла с кровати, кое-как замоталась тряпками, надела бейсболку «Marlboro», черепашьи очки и кособоко, мелко тряся головой, поползла в магазин.
Бом! Бом! Бом!
Кризис среднего возраста Пётр переживал очень тяжело. Он чувствовал, что жизнь его попала в капкан: перспектив – ноль, здоровье – так себе, желаний – никаких, кроме раздирающего в клочья сексуального влечения. И эта напасть, как у многих катящихся к закату людей, была по-подростковому кипящей и безысходной. Как-то раз, увидев на улице молодую красивую женщину, годящуюся ему в дочери, Пётр так сильно расстроился, что с трудом сдержал слёзы. Вечером дома наедине с собой он всё-таки расплакался горючими слезами. А красавице, разумеется, было наплевать на этого додика. Она его вообще не заметила.
С какого-то момента жизнь стала представляться Петру цельной и коротенькой, словно замусоленный бычок, найденный на тротуаре. Умозрительно она легко умещалась на ладони – от раннего детства до дешёвого гробика, обитого малиновой тряпкой. А когда-то жизнь казалась бесконечной и таинственной… Нынче всё скукожилось – и время, и пространство, и мысли.
Начитанность и хороший вкус обостряли проблему Петра. Культурный уровень не позволял ему расслабиться около изрыгающего помои телевизора или на пикнике с куском запечённой свинины и стаканом водки в руках. Все эти народные удовольствия у него вызывали тоску. А для более изысканного жизнепровождения Петру не хватало таланта, смелости и, главное, фантазии. Короче говоря, Пётр грустил под аккомпанемент колокола, отбивающего безвозвратно и совершенно впустую уходящие секунды, минуты, года: Бом! Бом! Бом!
Но, как это часто бывает, в самый кульминационный момент депрессии произошло чудо – он вдруг случайно обнаружил стопроцентную копию самого себя: она сидела в вагоне метро напротив и тупо хлопала глазами. Видимо, незнакомец-близнец, увидевший Петра, тоже находился в растерянности. Некоторое время они играли в гляделки, то пряча, то вновь поднимая глаза.
«Стопроцентный двойник, – констатировал Пётр. – Лет под пятьдесят. Те же залысины, тот же рост выше среднего, тот же длинный нос, даже очки в такой же оправе. Кроткий взгляд облезлого похотливого пса. Да что нос! Похожих людей много! Но этот – абсолютная копия. Будто меня отсканировали и на принтере распечатали».
– Простите, – пролепетал Пётр своему живому отражению, – я читал в одном английском романе про человека, который встретил своего двойника. Похоже, эта аномалия произошла в реальности.
– Парадоксально, – ответил незнакомец, отчаянно смущаясь. – Я, признаться, шокирован.
Двойник с опаской протянул руку:
– Владимир.
– Пётр, – ответил Пётр. – Ну и что мы теперь будем делать?
– Полагаю, нам стоит по крайне мере поговорить. Не можем же мы взять и просто так разойтись в разные стороны.
Слушая свой собственный голос, доносящийся извне, Пётр удивлялся его некоторым, ранее не замечаемым нюансам. Родной тембр в реальности оказался более басовитым и гулким.
Пётр и Владимир вышли из метро и сели за столик уличного кафе. Во время беседы выяснилось, что они родились в один и тот же год, в один и тот же день, на одной и той же улице. Только Пётр провёл детство в доме три, а Владимир в доме пятьдесят три. Их родная улица была довольно длинной. Теперь же оба сдавали родительские пенаты приезжим торгашам.
– Я работаю аналитиком в консалтинговом агентстве, – сообщил Владимир.
– И я работаю аналитиком в консалтинговом агентстве, – ответил Пётр, почти не удивившись очередному совпадению.
– А старшим аналитиком мне уже не стать, – признался Пётр.
– Да. И мне тоже. Сейчас в начальство берут новое поколение со свободным английским и зарубежным образованием. Я в своё время не подсуетился, упустил момент.
– И я.
– Вообще, жизнь как-то не складывается, – заметил Владимир.
– И уже не сложится. А вот разложиться может вполне, – печально пошутил Пётр. – Уже разлагается. Причём стремительно.
Слово за словом, обнаружилось, что у неродных близнецов разные жёны. У Петра – блондинка, а у Владимира тоже блондинка, но немного другого типажа. Позже выяснилось, что обе женщины когда-то сделали себе совершенно одинаковые татуировки на левых лопатках – колибри в натуральную величину. Причём татуировки были сделаны в один и тот же день, в один и тот же час, только в разных странах.
– Наверное, мы, как однояйцевые близнецы, генетически идентичны, – высказал предположение Владимир. – То есть мы можем служить друг другу идеальными донорами. Скажем, если мне понадобится пересадка сердца или печени, вы можете отдать мне свои органы.