– Перманентной мозговой атакой, – ответил Борис. Неуверенно взял девушку за локоть, предлагая ей повернуться к стене, где на гвозде повис вздувшийся от документов планшет.
– Вилена, я думаю так, вот посмотри. Ремешок сумки зацеплен, загибается. Допустим от загиба, сюда на семь часов, – Борис ткнул тонкий прозрачный палец в стену на пять сантиметров ниже гвоздя. – Здесь у нас наблюдатель. Он видит эту часть ремня, после загиба не видит. Гипотетически это время.
Борис потянул за ремешок, который, проскальзывая по гвоздю, перемещался к пальцу – условному наблюдателю.
– Так проходит в восприятии время. Здесь проходит, ощущается, – он повертел пальцем на стенке. – За изгибом дуги время скрыто. А теперь, – Борис снял планшет, со щелчком растянул ремешок руками. – Прямая. Время-прямая, и феномены, аномалии, то есть кто-то способен увидеть так. Прямую. Наш фигурант в том числе.
Вилена изобразила аплодисменты.
– Осталось, Боренька, формулу загамырить, и вперед за научным званием. Там и сталинскую премию можно поднять.
Борис улыбнулся, сел на кровать.
– Это я так…
– Я на минутку, – сказала Вилена. – Дай карандаш. А по делу есть что, теоретик?
– Как сказать, – Борис, не вставая с кровати, стал шарить на столе. – Вариативно, Где-то избыточно вариативно, так что не понятно за какую ниточку тянуть. Да и в принципе дело – тухлое.
Вилена поняла слова Бориса по-своему
– Точно. Вроде сколько настоящих врагов вокруг, а мы силы на какого-то незадачливого скотовода тратим. Впустую растрачиваемся.
– Да я не про то, – скуксился Борис. – Это тоже, но… Это тоже. Да хоть бы знать, в чем ценность фотокарточки, на что она указывает. Может, есть другие пути, помимо Бардина ы точка, тэ, точка.
– Карточка указывает на клад какой-то с музейными ценностями. Как Прокопьич говорит: я вот прям сразу поняла. Задание по той самой линии пришло. Это и бесит! Добываем информацию о музейной рухляди, картины какой-нибудь. Я как бы ценю живопись. То, что она есть. Но какие могут быть картины фуфломета Ренуара, когда такая, м-м-м, ситуация? Полно же интересной живой работы! Правильной работы. Преступники, враги, они что, кончились?
– Замуж тебе надо, Вилена. Дом, семью.
– Ты представляешь меня с поварешкой? Возле беспомощного мужа.
– Отчего беспомощного?
Вилена села за стол, уперла локоть в сукно.
– Давай на руках поборемся, – предложила она. Борис отрицательно качнул головой. – Ясно? Со мной рядом любой мужик – амёба… Кроме, может, нескольких…Ложки – поварешки, дом, семья, что это? Борьба! Работа! Вот в чем жизнь. Вроде того, что сволочей находить и направлять палачу.
– Ты смеешься?
Вилена встала, доставая карандаш из-за уха Бориса, сказала:
– Мы вроде ровесники, а кажется иногда, что я лет на двадцать постарше. Спасибо за карандаш.
Она вышла, а Борис отметил про себя, что слово «вроде» появилось в лексике Вилены не иначе, как от майора Ветрова. Раньше это «вроде» так часто она не использовала.
А Вилена, выходя от Бориса, столкнулась с начальником группы. Он подслушивал в замочную скважину.
Загорский укоризненно сморщил лицо в левую сторону. Вилена слегка закатила глаза, мол, что вы ко мне пристали? Ну не нравится мне Борька, не нравится.
Ростислав зашел к Борису, тот задумчиво шатал колпак настольной лампы.
– Не переживай. Не про тебя бабенка.
– Я не переживаю, – сказал Борис, он встал, блюдя ритуал субординации.
– Такая тема на подумать. Польские войска. В смысле Войско Польское. В нем дивизии формировались нашими. И набирали туда каторжан, которых в тридцать девятом пленили, сослали на север, а также в Сибирь.
***
Бардина сопровождали польские солдаты, двое без знаков различия, третий с надменной лесенкой лычек – старший капрал. Ырысту не обыскивали, только проверили документы и предложили пройти. Шли через поляну. Жужжание пчел, жужжание польских фраз. Капрал серьезен, рядовые расслаблены, Ырысту озабочен.
Можно сбежать? Левому – с локтя в кадык, правому – ногой по яйцам… Нет, не получится. Манерный капрал наготове. Наверное, сориентирован. Как-то сразу он, едва узнав фамилию, скомандовал идти, но шли все-таки не конвойным порядком, а будто приятели на прогулке. Перебросились парой слов, поляки немного знали по-русски (самые простые обороты и матерки до неловкости примитивные), Ырысту помнил чуточку польского (Матка Бозка, пся крев, будье добры дайт ешть).
Бардин не ощущал опасности. Опасности именно для жизни. А неприятности как-нибудь перемелются. Лучше было ехать и дальше в грузовике, польский патруль машину остановить не осмелился бы. Но оставаться в кузове с этими чертями было невозможно – мерзостно, так пьешь холодный чай из котелка, а там, на дне зубатая мышь с мохнатым хвостом, влезающим в твой рот. Те, кто рядом посмеются и забудут, а тебе будет долго мерещиться хрящеватый мокрый хвостик за щекой.
Ырысту хотел сплюнуть, но остерегся – чужая земля, хозяева рядом. Вдруг оскорбятся.