Путь с войны

– Серегу комиссовали еще в прошлом годе. Старшину насмерть убило уже в Германии. Саня Нехорошев… не знаю, я после отпуска по ранению не видел его. Церцевадзе в Днепре вашем утоп. Ринат…. не знаю. Кацман ногу потерял….

Тарас, сдирая кожу с луковки, презрительно прокомментировал:

– Великое дело! Ногу! Пф-ф… Без ноги шо? Даже на гармони можно. Сиди себя, наяривай. Я в Москве, когда в госпитале чалился, там одну ногу когда отрезают, так за серьезное не считается. Пару дней повалялся, и выгоняют.

Ырысту промолчал, сел к столу и спросил:

– А Кремль ты посмотрел? Было такое в планах, я помню.

– Только и остается, что смотреть. Это охеренно – смотреть. Целыми днями смотришь, смотришь. Веселуха. А Кремль – нет, не видел. После всех этих дел не до Кремля.

Глухо стукнулись стаканами и выпили. Ырысту рассказывал о Польше, о Германии, больше – о людях, пытался изобразить войну, как можно веселее. Пути друзей разошлись в сорок втором, за это время много накопилось. Только судьба Тараса сложилась так, что остался он покалеченным.

– Ну и шо? – спрашивал Тарас. – Я тоже там в Белоруссии нормально так повоевал. Одно время партизанил малёха, потом опять в регулярную. Почему меня не убило? Ума не приложу.

– Не говори так.

– А как? Хошь я тебе в ладоши похлопаю? Аплодисменты! Обаятельной улыбки хошь? Улыбка у меня дюже гарная. Одно только радует – эту козлиху как поцелую! Она дрожит, сука!

– Зачем ты так то? – с укоризной сказал Ырысту. – Тоже натерпелась.

– Поди, знай! – Тарас ударил по столу жалким двупалым кулачком. – А я разумею, шо… Давай не будем об этом. – он взял было бутылку, но тут же отставил. – Сам наливай, руку менять не будем.

Из окна донесся мерный звон, мимо дома солидно прошла тощая корова с колокольцем на шее.

– Во, дывись, – Тарас показал на скотину. – Не сожрали немцы. Так и эта дура…

– Мы тему поменяли, – напомнил Ырысту и после паузы вкрадчиво заговорил. – Под Брянском воевал один летун. Истребитель. И хорошо воевал, сбивал уродов люфтваффе, как в тире. Героический летчик! Но! Дело в том, что у него ампутировали обе ноги – гангрена была. Так он приспособился. Протезы заказал, ему сделали. И так натренировался, что пришел после ранения в свою часть авиационную, никто и не заметил, что без ног. Такие протезы бывают, что запросто заменяют ноги там, или руки. Главное – голова. Ну надо, конечно, попотеть, потренироваться. И всё абгемахт.

– Брехня, – отрезал Хилюк, а у самого засветились в глазах интерес и ромбики надежды.

– В газете писали, – выложил Ырысту непробиваемый аргумент.

– Это что за протезы такие? Да нет! Брехня. Чушь. Журналисты – мастаки истории сочинять, сказки для поднятия боевого духа.

– Так ведь можно проверить. Ща напишем письмо, все узнаем. Есть бумага с пером? – и для окончательной убедительности Ырысту бросил козырную карту. – Сам знаешь, человек на войне способен на, блять, невозможное.

– То на войне, – с сомнением сказал Тарас. – На войне оно так. Способен на всё. Без войны ни к чему не способен. В том и беда! Меня возьми… – тут они увидели в окно, как мимо поваленного забора во двор медленно зашла женщина. – А, приперлась.

Тарас подвинулся на стуле, спрятав под столом пустой рукав, нижней губой он дотянулся до носа почти, увечье, странно, стало незаметно – сидит симпатичный мужик, нормальный, но с недовольной гримасой. Ырысту убрал молоток за сапог, пригладил волосы, повернулся к двери. На расстоянии, глядя из хаты, супруга Тараса казалась старой и строгой бабищей с многопудовым телосложением, а в комнату вошла молодая застенчивая девушка с привлекательными формами, статью царицы и простонародным круглым лицом, которое украшали милые ямочки на щеках.

– Здравствуйте, – тихо сказала она.

– Это мой друг. Однополчанин Ирис Бардин. Я рассказывал, – представил гостя Тарас. – А это жена. Кличут Аленой.

Ырысту встал и поклонился, пробормотав «очень приятно».

– А что вы холодное? Я разогрею сейчас, – смущенно сказала Алена.

– Ты лучше того, сходи к Литовченкам. Бутылку надо, – велел Тарас. – И в огороде сорви чего-нибудь.

– Хорошо, – покорно согласилась Алена, подошла к столу, подняла с пола молоток, в наклоне прошептала Тарасу – Тебя сводить?

– Иди, куда сказано! Швыдче!

Алена, выходя из хаты, успела махом заправить постель в маленькой комнате, привести в порядок миски и чашки, достать из закромов мешочек с сухарями, которые были немедленно предложены гостю со словами: «Без хлиба – не еда».

– Не знаю, дружище, не знаю, – сказал Ырысту. – Мне она понравилась. Эти все дела – забыть и растереть. Время такое херовое. Надо уметь простить. Многие жили при немцах.

– Шо это такое «при»?! При немцах! – ожесточился Тарас. – Так и говори: под немцами! Понимаешь, под? Во всех смыслах.

– Ты прям точно знаешь? Даже и так. Прости за цинизм, от нее не убудет.

– Я точно не знаю, но есть добрые люди – намекают.