Путь Сизифа

– И спихнут на других заботу о больном неопрятном родственнике, вампирически забирающем кровь близких своими жалобами.

Матвей и Юдин неприяно сморщились.

– Я не о «шатунах», как у вас говорят, – сказал Учитель. – Ответственность – это когда чувствуешь постоянную тревогу за близких, знаешь, что будешь чувствовать неизбывную вину – после смерти того, с кем прожил жизнь. Семья – это выход из тоски одиночества в радость жить, и возникновение жертвенной ответственности за родных. "Они бы вилами пришли вас заколоть за каждый крик ваш, брошенный в меня". Там свобода и квантовое множество выборов.

– Этого разве недостаточно?

– Увы! Любовь к близким – оттого, что и они любят, мы знаем друг друга всей сутью. Но когда все мы будем так знать один другого, как щеночка и всю нашу семью, способную быть обаятельной и глупой, кусаться и любить, – все станем близки. Доступно ли это? Да, если войдешь в положение других, поймешь, простишь и полюбишь их, воображением почувствуешь глубину в живом, как в себе. В этом смысл заповеди Христа.

– Это же Конфуций! Вы повторяетесь, – усмехнулся я.

– Все на свете повторяется.

Учитель стал задавать вопросы.

– Что такое родина? Место, где прожил жизнь и прирос к нему? Мифы и сказки про Ивана дурачка, кто хочет летать, но только лежа на печи? Русь – это наши церкви? Блоковская "разбойная краса"? Есенинская ива, глядящая в золото вод, в которых отразилась некая общая Русь? Это только эмоции по поводу родного края, рязанских раздолий.

Мы молчали размышляя.

– Я научу вас, как родину любить! – театрально вскинул он голову. – Для вас родина – это примерно то, когда фашисты добираются до твоего дома с подожженной соломой – и тут я утробно восстаю, "стреляю, и нет справедливее, справедливее мести моей". И это гнев зомбированных людей, которых принижали долгие столетия, которых, кажется, невозможно любить, а только жалеть.

– Согласен, это не фальшивое чувство, – сказал Игорь.

– Ответственность за родину, продолжал Учитель, – может быть такой же густой, смотря в какие времена. Например, во время величайших стрессов народа, как в мировых войнах.

– Свобода – в единстве! – торжествующе сказал Матвей. – А не в какой-то глубине.

Учитель глянул на него насмешливо.

– Да, но есть тут одна особенность. Раньше люди сурово шли на жертву. Падали на амбразуру – за родину. Была ли это ложная жертва – за какую родину? За тоталитарное государство? Только за себя и родню?

Матвей смутился.

– Не надо бы об этом говорить открыто. Можно нанести вред.

– Ну, ты и трус! – сморщился Игорь.

– А в застойные годы, – скороговоркой проговорил Юдин, – все успокоились и ожирели – где родина? Ау, нет ее, исчезла!

Учитель наблюдал за нами.

– Есть патриотизм, который вырастает не из личной ответственности граждан за родину, а внедряется в головы агрессивной телевизионной пропагандой. Эти всегда охотно бросятся в драку с готовностью погибнуть.

Матвей крикнул:

– Пусть так, но это – за родину! Умрут за родину.

Учитель глянул на него с сожалением.

– Есть много других граждан, с жиденькой ответственностью за родину. Они бы "за", но чтобы их не трогали. Сторонятся реальности, и в то же время в ней надо устраиваться, чтобы не пропасть. И есть – как инопланетяне в своей стране, уводят в оффшоры украденные миллиарды, видя родину только там, на золотом облаке.

– Это да! – вскричал Матвей. – Этих гадов надо лишать гражданства.

– Есть еще оптимисты, как я уже говорил, благоговеющие перед жизнью, в том числе певцы генерального штаба.

– И что нам делать? – спрашивал Юдин.

– Герой забытого производственного романа вопрошал, лежа в супружеской постели: "Что для меня дороже – жена или партия?" Боль за родину – это то же, что и за свою семью. Когда готов с вилами броситься на ее защиту.

Учитель почему-то вздохнул.

– Когда не любишь дом, то нет и родины. Да и за что ее любить? Тысяча лет прошло, а народ так же нищ и наг. Словно проклятие нависло над родиной. И по всей земле переселяются целые народы, бесконечные толпы беженцев, ищущих родину, то есть то, где приютят и накормят.

Марк был озадачен.

– А нужно ли, по вашему мнению, отвечать за родину?

– Больше того, за всю планету! – снова возбудился Учитель. – Вы уже знаете по фотографиям космонавтов, какая она маленькая и хрупкая в ледяном космосе. А научные прогнозы про опасные астероиды, смещение Земли с орбиты другими блуждающими телами…

Он остановился, удивляясь нашей беспечности.

– Вы даже на шаг вперед не смотрите. У Чехова была мечта об иной родине, которая будет через двести лет. У Франца Кафки – жуть нависающего над миром рока, из-под чего невозможно выбраться. И вот… – Он помедлил. – Их сингулярное одиночество вырывалось в боль за все человечество, ее хватило на весь мир. А многие, – он обвел пальцем нашу группу, – стали равнодушными, не испытывают боли "оставленности", заросли бытовыми заботами.

Учитель закончил очередное занятие, как бы сожалея.

– На моей родине нет людей, спрятанных в своей оболочке, и показывающих себя только одной, лучшей стороной. Мы все открыты и любим друг друга, как в единой семье.

Матвей игриво спросил: