Путь Сизифа

Перед занятиями мы зашли на работу. Там страшно удивились:

– Вы где были целую неделю? Вам засчитали прогул.

Мы тоже удивились, что прошла всего лишь неделя, а мы думали, целый год.

– Был приказ выехать на стажировку.

– Ничего не знаем про приказ, – удивился кадровик.

Стали рыться в папке приказов. И действительно, нашли такой приказ. Правда, руководство, подписавшее его, не помнило, чтобы подписывало.

15

Учитель встретил нас с любопытством.

– Опишите, как вы провели обычный день в вашем кратком отрыве от занятий. Как встретились с реальностью? Как с вашими сизифовыми камнями?

Отвечать ему, лезущему в душу длинными пальцами, все еще не очень хотелось.

– Не то слово! – восхитился Марк. – Поругался с соратниками по идеологическим вопросам. Успел влюбиться, может быть, женюсь.

Матвей растрогался.

– Обдумывал мою жизнь. Захотелось снова вернуться в семью. Я понял, что женщина не может быть дурой.

– Встретился с моим семейством, – нехотя сказал бухгалтер Петр, – и забыл все ваши проблемы.

Я ответил коротко:

– Жене стало веселей, когда увидела меня.

– Ну, что ж, – сказал удовлетворенный Учитель. – Итак, следующий урок: уходим от общего коллективного мышления в мышление отдельной личности. В стиль личности. Личность – это не фотографическое видение мира, а эмоциональное – изнутри. Мироощущение – это страсть.

Чтобы стать личностью, – оживился он, – надо воспринимать мир не "коллективным глазом", перестать употреблять шаблонный язык, затертый поколениями говорящих одно и то же. Шаблон уводит от истины. Все понятия приблизительны – перед бездной. Поэзия – это раскрытие бездны. Надо перестать равнодушно смотреть на голую натуральность, возвратить ей излучение и тайну.

– А если кто не умеет? – раздражился Матвей. – Что тогда делать?

– Тоталитаризм внедряет в сознание конформизм, ведет к набору коллективных автоматических действий. Прежде всего, – волхвовал Учитель, – надо ощутить свое нутро, вырывающееся из сингулярного одиночества на свободу в безграничность вселенной (первые уроки, как вы помните), – без этого невозможно вырваться из банальности окружающего мира. Собственный взгляд на мир рождает оригинальный язык. Этот язык покажется косноязычным, нелепым, но в нем и будет жить ваша страдающая душа.

– Литература – это война с языком, – подтвердил я. – Хорошие стилисты очищают душу.

– Искусство не роскошь, а последняя линия обороны в борьбе за жизнь. Творец один против всех. Мы гости и исследователи в этом странном мире. Беспредельная свобода сознания дает нам возможность овладеть бездной.

– Кем вы себя ощущаете? – вдруг спросил Учитель. – Какой национальности?

Матвей удивился:

– Я? Русский. Все вокруг суверенное, родное.

– А как иначе? – согласился Петр.

Учитель вздохнул.

– И я тоскую по своей суверенной родине. Как давно ее не видел!

– А я ощущаю себя человеком мира, – сказал Марк. – Нет во мне какой-то особой родины. Родина там, где мне хорошо. Это те небеса, куда мы стремимся.

– И я человек мира, – поддакнул Юдин.

Учитель обратился ко мне.

– А вы?

– Кем я себя чувствую – русским? – размышлял я. – Наверно, не немцем, и не американцем, там вижу себя иностранцем. И – не хохлом, они ближе, но там повторяется то же, что мы прошли после революции. Люблю их густой метафорический язык. Да и сам украинский язык – это яркая личность. Но и Россия… Я внутренне не склонен к ее, так сказать, кипящей поверхностной пене. Хотя в глубине, в складках натуры народа, выработанных веками, чувствую приятие. Примерно, такое:

До вечера проходит время быстрое –
Дел нерешенных, нервных, и без сдвига,
И – я открыт милейшим бескорыстиям
О древнерусской живописи книги.
Там открывают воздуха санкири
И панагий заветные даренья,
И я в златом и не погибшем мире,
Не выжженным татарским злом забвенья.

– Вот видите! – восторженно сказал Учитель. – Слово, сказанное личностью, имеет магию. Особое расположение слов, настроение в стихах завораживает, уносит в те состояния, в которых пребывал поэт. Так, в любых языках, приоткрывается подлинная истина. И каждый язык приоткрывает истину с разных сторон.

Учитель, видимо, видел во мне что-то большее, но я уже знал себе скромную цену.

Матвей не понимал.

– Это значит – мириады языков? Никто не будет понимать друг друга. Народ давно разговаривает единым языком – языком газеты.

Учитель рассказывал об особенностях разных языков. Вот украинский язык обладает страшной метафорической емкостью, гоголевской хуторной домашностью, вбирающей что-то коренное народной души. У Тараса Шевченко по-русски: "Не забудьте, помяните/ Меня добрым словом…", а по-украински: "…незлим, тихим словом". Это не «добро» только, а что-то более интимное, католическое, просящее, молитвенное, как у Гюисманса. Не наше торжественное православное, забывающее о подлинных земных болях паствы.