Путь Сизифа

Да что говорить, разве не все мы живем отдельно, по принципу Набокова? Вон, наша соседка по квартире добрейшая 90-летняя Катя сидит одна в квартире (дети переженились и разъехались), переживает собственные недомогания и тревогу за детей, и ничего не знает о тревогах внешнего мира, даже фамилию президента. Да и сами граждане нашего общества, надо признать, отнюдь не отличаются от других народов, – те еще индивидуалисты. Взгляните, как ведут себя люди в быту. Отъявленные эгоисты, похлеще Набокова!

Но, вот что странно, мы не хотим принять Набокова. Общество не принимает персону-нон-грата, как Овидия и Данте. Однако кто изгоняет? Общество, или те, кто делит дивиденды?

Но я сопротивлялся такой свободе личности Набокова. Нет, не туда он идет, нам не по пути!

Меня вернул к беседе Матвей:

– Это черт знает, что! Жить в обществе, и быть свободным от общества нельзя.

– Никак, Ленин? – восхитился Учитель. – Можно, можно быть и в обществе, и быть свободным от него! Должно же быть в гражданине что-то свое, чистая свобода от насилия общества. Тайна.

– Вы же говорили, что нет чистой свободы, ее связывает любовь, делая человека истинно свободным!

Учитель улыбнулся.

– Одно другому не противоречит.

Он закончил:

– То, о чем мы говорили на всех уроках, касается личности человека. Разговор о личности не имеет конца.

16

Последнее занятие было грустным.

Учитель преобразился, лицо его стало одухотворенным, на высоком лбу разгладились морщины. Он стоял, изящно изогнутый, как демон, в своем серебристом плотно прилегающем к телу костюме инопланетянина, без фирменного блейзера, на фоне ярко взошедшей луны, и нам показалось, что вокруг его лысины появился мерцающий нимб.

– Стартап закончен. Теперь продолжайте без меня. Надеюсь, вы уже не вернетесь в прежнее состояние. Вы будете апостолами, понесете в мир божественный луч спасения человечества.

– Были остолопами, стали апостолами, – вставил Марк.

Учитель внимательно оглядел нас.

– Кроме одного, кто предаст меня.

Мы с недоумением стали смотреть друг на друга. У всех были честные глаза.

Преломили хлеб, вернее, ели что-то вкусное, и пили чудесное красное вино, из подвалов энотеки Инновационного центра.

– Что ж, и нам придется валить, – загрустил Марк.

– Вам нельзя "валить", – сказал Учитель. – Валить – это бегство из реальности, истории в чистый миф, чистое время. Взгляд со стороны, из неучастия. Вы должны остаться здесь. Разбредаться, и зажигать свечу, хотя бы в детях.

– Хотя бы в детях, – экзальтированным тоном прошептал Матвей.

Вечером я вышел в сад, вошел из света фонаря в кромешную тьму. Было тихо, только ветер слабо шевелил ветки. Сухая листва зашелестела под моей струей.

Вдруг услышал слабый треск, словно кто-то осторожно пролезал через густой лес за оградой. Я застыл.

Услышал шепот:

– Чем-то знакомым потянуло. Это метан! Значит, здесь есть живое! Наличием аммиака определяют жизнь на планетах. Все они в сборе!

– Дурак! – заржал невидимый сосед. – Оттяни свой воротник! Это же твой родной запах.

Меня смертельно напугала непонятная речь. Я крадучись поднялся на веранду.

Внезапно раздался непрерывный звон сигнализации.

В комнате встретил Учитель-Маг, в своем серебристом костюме инопланетянина, спокойный и даже безмятежный.

– Нас обнаружили. Это Росгвардия. Не пугайтесь, вам ничего не будет. Помните, что я вам сказал. Вы – не остальные. Прошли настоящую тренировку, хотя и не взошли на вершину горы Сизифа. Прощайте.

Он пошел к двери и закрыл ее за собой.

Мы были в изумлении.

Послышался щелк больших кусачек. Это срезали рабицу забора.

Сад наполнился гулом голосов. К нам ворвался командир спецназа, с мужественным лицом и косыми складками, похожими на шрамы, с узко посаженными глазками. Он огляделся, поводя автоматом.

Мы вдруг поняли, что Учитель исчез. Как и когда успел?

Спецназовец шагнул в комнаты:

– Съехал с сатисфакции, – произнес он известный мем и выругался. – Что у вас за сборище? Где ваше божество? О чем говорили?

Мы подавленно молчали.

– О возвышении души! – доложил младший по званию.

Росгвардейцы заржали.

– Готовил из вас апостолов? Жизнь грубее, никаким апостолам не переделать. Перед нами выбор: вдарить – и победить, или лететь в рай, а им – в преисподнюю. А вы предатели!

Нас окружили. Странно, мне как будто врезали пощечину. Мое долгое равнодушие дало трещину. Во мне заново пахнуло революционным гневом.

Наконец, мы вышли к автозаку. Марк шутил, желая вызвать в гвардейцах эмпатию, но те находились за стеной своей правовой мощи, не утруждая себя слушать лопотание толпы.

____

Нас вызывал тот самый командир спецназа, с лицом в шрамах и узко посаженными глазками. Мы сбивчиво излагали то, о чем говорил Учитель, ибо там не было и тени чего-то непозволительного. Я сказал за всех:

– Это был настоящий человек, хотя и … идеалист.

– Твоего мнения об этом провокаторе не спрашивают! – грубо оборвал тот. Он хотел внушить страх.

– Почему не доложили о провокации? Где ваш патриотизм?

– Мы были на стажировке, а не на провокации. Вы видели приказ.

– Ваша школа, или как там… стартап, была не зарегистрированной, не законной. Чему там учили?