Путь слез

Мальчик в замешательстве стал заикаться.

– Я… я видел только людей, направлявшихся на поля. Я иду за отцом Пием… моя матушка заболела… и…

– Повтори, ты видел каких-нибудь чужаков?

– Ни одного, сир! – заплакал мальчик. – Клянусь вам.

Негодуя, он отшвырнул мальчика на землю и сел на лошадь.

– Тебе лучше говорить правду. Я знаю тебя, ты сын пекаря из Вейера, и я прикажу тебя выпороть, коли ты соврал.

Карл, целый и невредимый после падения, но как всегда желая угодить, осторожно поднялся на ноги и робко спросил вслед уходящим всадникам:

– Мой господин, кого я должен был заметить?

Воин развернулся в седле и ответил:

– Кто-то напал на аббатского стража, и он теперь лежит при смерти. Мы разыскиваем незнакомца, любого чужака на нашей земле.

Карл согласно кивнул удаляющимся всадникам, но в сердце кольнула острая боль. «Конечно, Вил не имеет к этому делу никакого отношения. Нет, только не Вил. С чего бы ему?» – задумался он. Холодный ужас разлился по венам, и мальчик вздрогнул. «О, Господи благой, да не будет никакой вины на моем брате».

Он продолжал путь к двухэтажному дому впереди.

– Вот и славно, – вздохнул он, – дым идет, значит, они дома. Приблизившись к деревянному дому, он заметил хозяйку, собиравшую яйца на заднем дворе, и громко позвал ее:

– Фрау, фрау, мне нужен отец Пий.

В его сторону последовал удивленный взгляд, выражающий только неприязнь к столь нежеланному посетителю. Недовольная рассветным вторжением, женщина обеими руками подобрала подол фартука, полный куриных яиц, и засеменила через стаю гогочущих гусей за дом.

Несколько обиженный ее приемом, Карл зашагал к передней двери и храбро постучал. Он почтительно ожидал приглашения, и заодно пользовался минуткой, чтобы рассмотреть местность в сероватом рассвете и насладиться свежим утренним воздухом. С растущим нетерпением мальчик постучал громче: «Отец Пий?» Его мольба осталась без ответа, поэтому он поднял глаза к закрытому окну над головой.

– Отец Пий, отец Пий! Прошу вас… это Карл, Карл из Вейера, сын лекаря.

Ставни распахнулись от удара, и мутные глаза священника пристально воззрились на незваного гостя.

– Что ты здесь ищешь до обедни, отрок? Ты что, не знаешь… Ach,ладно, приму тебя немедля.

Согласный даже и на колкий ответ, Карл с облегчением ждал, пока отворят широкую дверь, когда его внимание отвлекло какое-то стремительное движение вдоль извивающейся дороги.

Он обернулся и прищурился, чтобы точнее рассмотреть бегущую фигуру, как вдруг у него за спиной растворилась дверь. Карл подпрыгнул и обернулся на пятках, чтобы предстать перед красным, пучеглазым лицом сердитого и пренеприятного отца Пия.

– Скажи на милость, чего тебе надобно от меня до обедни, Карл? – прорычал священник.

– У меня к вам срочная нужда, святой отец.

Карл почтительно наклонил голову и склонил одно колено.

– Неужто? А ты, случайно, не лишился благоразумного уважения? – жалобно промямлил священнослужитель, протягивая руку. Пораженный его недоброжелательным приемом, Карл упал и на второе колено и поцеловал руку священника.

– Святой отец, простите меня, прошу вас, простите меня…

Кабы раздосадованный священник саморучно не втащил мальчика чрез порог, тот, наверняка, продолжал бы свое покаяние до третьей годины!

– Довольно… Я прощаю тебя.

Пий рывком захлопнул тяжелую дверь и приказал парнишке стать около печи, которую топила его суровая стряпуха-хозяйка. Священник оттащил женщину за край грубого платья к самой дальней стене и, близко склонившись к ее очерствевшему лицу, принялся строго в чем-то наставлять. Карл почувствовал себя неудобно и, смутившись, воспользовался заминкой, чтобы разглядеть священника в свете, который просачивался сквозь остекленное окно позади него.

Отец Пий был лысым и тучным, обладал как мощью молодого человека, так и проницательностью бывалого. Карлу его лицо показалось белым, как выбеленная мука, и круглым, как зад у пахотной кобылы. Раздутые щеки вполовину сжимали глаза, подобные глазкам разжиревшего борова, а дрожащие щеки свисали над широкой, беспощадной челюстью. Вел он себя так, словно был всегда раздражен и готов вот-вот разразиться бранью, кроме редких признаков остроумия, доставлявших его собеседникам благодарное облегчение.

Разочарованный состоянием прихода и напористо добиваясь признания, отец Пий прослыл в округе тщеславным, расчетливым и начисто лишенным всякой добродетели, которую должен отражать истинный священнослужитель. Буйный и мстительный нрав священника заставил молчать тех, кто мог бы осудить его житие, и, в особенности, некоторых, ведающих о его плотском распутстве. По-видимому, как равные ему по положению, так и вышние, остро ощущали тяжесть личных, тайных падений и предпочитали не рисковать их обнародованием. Поэтому, презренный и оставленный всеми, он поневоле нес бремя своего долга без душевного участия друга, сочувствующего ободрения собрата или вразумляющего упрека от любящего наставника.