Путь смертных

Рейвен улегся на койку и попытался расслабиться, что было непросто, учитывая, что Генри только что вооружился хирургической иглой внушительных размеров. Уилл старался припомнить, сколько раз друг наполнял свою кружку, и прикидывал, насколько аккуратным будет шов. Но пьян Генри или трезв, никакое искусство хирурга не спасет от шрама на лице – первое, что люди будут теперь замечать. Вероятнее всего, это скажется на карьере Рейвена, но он просто не мог позволить себе думать еще и об этом. Единственное, что было важно в этот момент, – сохранять неподвижность. Но дело затрудняла то и дело пронзающая боль и предвкушение близкого знакомства с иголкой.

– Понимаю, это непросто, но я вынужден попросить тебя прекратить извиваться, а когда начну шить – то и не морщиться. Рана проходит вблизи от глаза, и если я наложу шов неверно, веко опустится и глаз закроется.

– Что ж, по крайней мере, у меня останется шанс преуспеть среди слепцов, – ответил Уилл.

– Почему? – осведомился было Генри; потом он вспомнил поговорку об одноглазом короле слепых. – Не торопи события.

Выражение лица у него было позабавнее самой шутки, но платой за испытанное облегчение стала острая боль в ребрах.

Рейвен замер и попытался мысленно перенестись в другое место и время, надеясь отвлечься от предстоящей ему процедуры. К сожалению, первое, куда он попал, была комната Иви, и ее застывшее в муках тело предстало перед его мысленным взором, как раз когда игла Генри пронзила его щеку. Он ощутил, как острие, проколов кожу, прошивает мягкие ткани, и, не в силах удержаться, представил, как кривая игла, стягивая края, вновь появляется на другой стороне раны. И в этот момент почувствовал, как петля кетгут́а[11] затягивается на истерзанной коже. Было гораздо больнее, чем когда Хорек резал ему лицо: тот управился всего за пару секунд.

Уилл поднял руку как раз тогда, когда Генри собрался наложить второй шов.

– А эфира нет? – спросил он.

Друг неодобрительно посмотрел на него.

– Нет. Придется просто потерпеть. Не ногу же отнимаю.

– Легко сказать… Тебе когда-нибудь зашивали лицо?

– Нет, и это приятное обстоятельство может быть связано с тем, что у меня нет привычки задирать всякую шваль из Старого города.

– Никого я не задира… Ой!

– Хватит болтать, – сказал Генри, вновь приступая к делу. – Будь добр, не дергай щекой, или я ничего не смогу сделать.

Рейвен ответил ему взглядом, в котором отсутствовала всякая благодарность.

– В любом случае эфир, похоже, далеко не надежен, – сказал друг, затягивая следующую петлю. – Сайм практически отказался от его применения, да тут еще эти смерти… Думаю, с эфиром покончено.

– Кто-то умер от эфира?

– Да. Где-то в Англии. Коронер сказал, это было прямое следствие применения эфира, но Симпсон продолжает защищать его. – Генри ненадолго остановился, держа иголку на весу. – Можешь сам спросить с утра, когда явишься на работу.

Латающий вернулся к своему занятию, так низко склонившись к лицу латаемого, что тот чувствовал запах пива в его дыхании. Тем не менее Генри уверенно продолжал шить, и вскоре Уилл уже приноровился к ритму проколов и рывков затягивающегося кетгута. Каждый новый стежок был не менее болезненным, чем предыдущий, но все они вместе не способны были заглушить боль в ребрах.

Генри отступил на шаг, чтобы оценить свою работу.

– Неплохо, – решительно заявил он. – Может, мне стоит всякий раз перед операциями наносить визит Эйткену…

Он смочил немного корпии[12] в холодной воде и наложил на рану. Прохладное прикосновение немного утишило боль – первое приятное ощущение, которое Рейвену довелось испытать, с тех пор как он сделал последний глоток эля.

– Не могу я отправить тебя в объятия миссис Черри в таком виде, – сказал Генри. – Дам-ка дозу лауданума[13], и ляжешь у меня на кровати. Сам посплю на полу остаток ночи.

– Я твой должник, Генри, правда. Но умоляю тебя, никогда больше не ссылайся на объятия миссис Черри. Или я могу сблевать.

Друг по своему обыкновению окинул Уилла изучающим взглядом, но в его голосе прозвучали веселые нотки.

– Тебе ведь известно, что она оказывает дополнительные услуги, и за совсем небольшую плату? – сказал он. – Я так понимаю, многие из вас, ее юных постояльцев, искали утешения в этих самых объятьях. В конце концов, она вдова и нуждается в деньгах. Не вижу ничего постыдного. Видишь ли, с этим твоим новым шрамом и поплывшим глазом тебе надо снизить стандарты.

Генри помог Рейвену добраться до своей кровати, где тот очень осторожно улегся. За один раз он получил больше травм, чем в сумме за всю предыдущую жизнь. Лицо было увито кетгутом, и – шутки в сторону – может, ему и в самом деле стоило пересмотреть свои ожидания относительно женитьбы. Но все могло быть гораздо, гораздо хуже. Он не был мертв, а завтра с утра его ждала новая жизнь.

– Так, – сказал Генри. – А теперь – лауданум. И если затошнит, будь добр, помни: рядом на полу лежу я, так что меть лучше в ноги, чем в голову.

Глава 4