– Есть твоя оболочка, но пока ты не самоутвердился, тебя нет. Видимо, действительно сильно башку повредил, раньше же всё прекрасно понимал. Эх, Колян, Колян, сотрут тебя из кадра, если так дальше будешь думать и жить. Даже слабый, нагруженный кучей обязанностей, и то всё прекрасно понимает и живет по законам кино, поэтому его и не стерают, он уступает сильному и ему позволяют жить. А ты со своей пустой хаотичной башкой – лишний.
Колян отвернулся от мертвого подельника,откинулся на сиденье и уставился в даль. Получалось, что вся эта даль всего лишь бутафория, декорации к фильму – трава, деревья, машина. И они существуют только пока есть фильм. А значит и роль, то есть человек существует пока есть фильм. И мёртвый Була прикидывается живым пока есть фильм. А любое кино, как известно, когда-нибудь заканчивается. Тогда так ли уж важна роль, если она имеет свой конец, по сравнению с вечностью она – ничто, соответственно и положение роли-человека – ничто. Но где есть ничто, должно быть и что-то, как материя и антиматерия. И что же это что-то? Сама вечность? Или что-то что может стать вечностью. Если фильм таковым быть не может, соответственно и роль тоже. Но один фильм сменяется другим, и пока существует кинозал и кинотеатр, фильмов может быть показано множество, и в принципе показ фильмов может длиться до бесконечности, превратившись в вечность, а следовательно кто-то или что-то, всё время присутсвующий на этом показе, может стать частью вечности. А кто как не зритель ближе всего к этому. Получается, что вместе с вечностью реален, в отличие от множества скоротечных фильмов и ролей, только зритель. Значит и живой только он, зритель, а роль это только роль в выдуманном фильме. Не прав Була, ох не прав.
Всё вышесказанное пронеслось в больной голове Коляна за считанные секунды и провалилось в чёрную дыру. Толком он не понял своих же размышлений, но всё-таки некоторый отпечаток, словно фотонегатив, в его сознании отложился. Не оборачиваясь к Буле, он сказал:
– Нет, Була, чтобы стать живым, не обязательно вживаться в роль.
– Гонишь, – процедил Була, – впрочем, ты сам скоро поймёшь ошибку, когда тебя будут вычёркивать из роли. А цепляться за неё ты будешь руками и ногами, с мольбой, поверь мне. Никто не хочет быть вычеркнут из фильма, если он, конечно, в своём уме. Только сумасшедшему по фигу фильм, точнее не сам фильм, а место в нём, у сумасшедшего много этих мест, ролей, и нигде он не задерживается, он по сути голограмма множества своих ролей, но никак не сама роль, поэтому и помещён в психушку, чтобы не влиял на сюжет своими непредсказуемыми действиями. Вот и ты, после удара по голове, стал подобным типом, не имеющим своей роли, но активно голографирующимся в чужих персонажей. Мне кажется, ты опасен, тем более что путешествуешь не по одному фильму. Да, я знаю про раненого воина… Эх, ма, надо было мне к Шпале прийти, он бы понял, он хорошо вжился и исполняет свою роль.
Була неприятно засмеялся каким-то внутренним булькающим смехом.
– Ладно, покедова, придурок, пойду искать более достойных своей роли.
Колян даже не обернулся, он знал, что в машине уже никого нет. В это время где-то в отдалении раздался приглушенный звук выстрела, затем ещё один и ещё…
Минут через десять объявился Шпала на старенькой десятке. Салон автомобиля и двери были в крови. Молодой человек не стал ничего пояснять в ответ на вопросительный взгляд Смолы, а сразу проследовал к багажнику своей машины. Открыл его и, заглянув внутрь, сказал:
– Вылазь, подруга, нехрен на халяву кататься, ведро тряпку в зубы и за водой, отрабатывать проезд будешь.
Девушка нехотя вылезла из багажника, захватив с собой маленькое ведро и тряпку, загодя припасённые хозяйственными бандитами на всякий случай. Молча она дошла до пруда и набрала воды, не вполне представляя зачем это понадобилось киднепперам.
– Ну, чё встала, видишь тачку, – сказал Шпала, – замаралась она немного, иди отмывай.
Лиза поплелась к автомобилю. Следы крови сразу бросились в глаза и девушку тут же стошнило.
– Вот, блин, какие мы нежные. Или похмелье давит? Ниче, главное начать и дело пойдёт. Мой, нюни и сопли не распускай, а то личико попорчу.
Лиза утерлась рукой, тяжело вздохнула и приступила к неприятной обязанности. С трудом, что моральным, что физическим, стараясь не глядеть на кровь, девушка отмывала забрызганные части автомобиля. Шпала стоял не подалеку и неприятно ухмылялся, изредка он произносил с изрядным сарказмом подбадривающие фразы и с удовольствием разглядывал обнаженное женское тело. Впрочем, сексуальных желаний у него не возникало, голова была забита другими более насущными мыслями. Невыносимое действо продолжалось около получаса, салон оказался не столь испачкан, как казалось на первый взгляд.