– Блин, и откуда ты всё это берешь? – Шпала внимательно посмотрел на Коляна. – Может ты казачек засланный. Идентификация Смолы, амнезия, всё забыл, в том числе и то, что раньше был шпионом, нет гуру, да, именно гуру, какой-нибудь секты кришнаитов. Впрочем, больше похоже, что беглецом из психушки. Да, я бы так и подумал, если бы не знал тебя сто лет, с самых твоих прекрасных сторон, а они у тебя, я скажу, ещё те… Хотя другой вариант, ты заслан намного раньше, ещё до встречи со смной, но ты всё это время тщательно камуфлировался, и если бы не удар камнем, вскрывшим твою истинную суть, мы бы так и оставались в неведении… Ладно, не парся, кришнаит так кришнаит, член там какой секты так член, мне пофиг, лишь бы человек был хороший.
Колян поёрзал на сиденье, пространно посморел в даль убегающей к линии горизонта дороги и коротко ответил на подозрения товарища:
– Сам дурак.
– Ну вот, узнаю брата Колю, давно бы так, а то тут целое философское учение развел. Странное, я тебе скажу, учение, психушкой попахивающее.
В машине вновь возникла пауза, которую опять первым нарушил Шпала, всё это время, если судить по его глубокомысленному виду, о чём-то усиленно думая, вопреки его заветному желанию не думать совсем или хотя бы отчасти.
– Ну а если и так, – сказал он, – то выходит, что дорога, потому и дорога, что имеет лишь одну мысль о том, что она дорога. И машина, и дома, всё так. А вот человек имеет много мыслей, все они взаимосвязаны и последовательны, поэтому он и человек. Расширь границы сознания дорога, глядишь, и она была бы человеком, а человек, ограниченный одной единственной мыслью, стал бы дорогой.
– Наверное, – ответил Колян, – хотя я думаю, что суть осознавшей себя дороги от этого бы не изменилась, не стала бы она человеком, но вот душой возможно бы и обзавелась. Тогда как твой человек, наоборот, потерял бы душу, но и дорогой бы не стал. Сложно всё, – вздохнул Колян, – дурак, наверное, я стал совсем.
– Полностью поддерживаю, – заржал во всё горло Шпала. – Ты уж совсем заговорился, порой сам себе противоречишь, то я у тебя могу стать дорогой или хренью всякой, то не могу, то у тебя душа отдельно от мозга, то её наличие полностью зависит от мозга, от способности думать и разнообразия мыслей. Ты определись как-нибудь, прежде чем нормальным людям своё секстанское учение втирать, плохой из тебя проповедник, сразу видно, камнем стукнутый…
– Ничего я не проповедую, – казалось Колян обиделся на бездоказательное предположение Шпалы, – я уже говорил, что и сам не знаю, откуда что берется, само рождается в голове.
– Да ладно, хрен с ним. Ты лучше вот что скажи. Вот я, по твоим словам, становлюсь собой не только потому, что себя ощущаю, но главным образом потому, что имею множество мыслей, умею их анализировать, то есть создавать некий мыслительный процесс, в отличии от дороги. Но как только я перестаю думать – меня уже как бы нет. И выходит, что когда я предпочитаю не думать о произошедших событиях, то как бы на время исчезаю, ну скажем так, становлюсь призраком, о которых так любит говорить Фёдор.
– Ну, видимо.
– Не.., – усмехнулся Шпала, в отрицании покачав головой, – фигня это. Я не думаю о них, но у меня появляются другие мысли, о других вещах, и замечу совсем не одиночные. Ведь не думать абсолютно ни о чём не могу.
– Ну, тогда ты человеком бываешь относительно тех событий и вещей, о которых думаешь, а относительно тех, о которых ты не думаешь, ты призрак. Вот сейчас ты со мной разговариваешь, в том числе и касаясь недавних событий, и как бы становишься человеком, хорошим там плохим, не мне судить, а вот там, когда убивал и не думал о том, что совершаешь, ты вероятно и был призраком.
– Выходит, я двуличный, а то и шизофреник с раздвоением личности? И убивал не я, а тот, кто был призраком.
– Нет, всё равно убивал ты, поскольку так или иначе о чём-то думал, но ты просто принял образ призрака, удобней так было, ни тебе стыда, ни совести, ни ответственности, тупое действие, вызванное желанием обогащения.