Младенец не видел, конечно, что гинекей царского дворца украсили в его честь оливковым венком. Зато радостно загугукал и протянул ручки навстречу царю Питфею, когда тот на пятый день после родин Эфры поднял его с пола в знак признания и обошёл с ним на руках вокруг домашнего очага. Рабыни рассыпали вокруг них зёрна пшеницы и ячменя, бобы гороха и кристаллы соли, а младенец радовался, узнав по биению сердца мужчину, который клал руку на живот матери. Лишь через несколько лет рабыни просветили Тесея, что это дед его, царь Питфей, замещал в обряде «амфидромии» настоящих отцов, царя Эгея и бога Посейдона. Грустно ему было дознаться о том, что если его мать Эфра родила бы своего незаконнорожденного ребёнка от неизвестного отца, то вместо этого обряда принятия в дом валяться бы ему на пустыре за оградой дворца. От голодной смерти или бродячих собак одно могло быть тогда спасение: если добрый человек поднял бы его с земли, отнёс домой и воспитал бы как свободного или своего раба – это уж как такому благодетелю заблагорассудится.
Однако, на счастье младенца, премудрый царь Питфей поступил так, как поступил. И по логике вещей ещё через пять дней устроил праздник наречения имени – опять-таки по-семейному, без всякой пышности. Внука он назвал не по имени деда, царя Пелопа, и не выбрал имя из уже существующих. Царь Питфей предпочёл придумать имя сам – чтобы ни у кого больше во всей Элладе не было такого имени и чтобы никто не догадался, что оно значит. А имя это, Тесей, переделал из «тесис», то есть «клад», при этом имел в виду не сандалии и меч, спрятанные царём Эгеем, а незаурядные способности и мощь внука как будущего героя и державного мужа, до поры спящие в нём, как драгоценности в закопанном в землю горшке.
Шло время. До трёх лет маленький Тесей оставался в гинекее под присмотром матери и кормилицы Мирто. Как только избавился он от пелёнок, тотчас же сначала прополз по всем комнатам, потом обошёл их, пошатываясь и держась за мебель, затем обежал. Путешественником в чужой стране, вот кем он себя чувствовал в гинекее, хоть и не смог бы передать это ощущение взрослыми словами. Ему давно уже стало скучно с женщинами, его тяготил бедный женский язык, где не нашлось места обозначениям мечей, панцирей и боевых колесниц. Две мечты выкристаллизовались у малыша: поскорее перебраться в андрон, на мужскую половину дворца, и перейти на пищу взрослых. Завидев Питфея, он с радостью оставлял игрушки, подбегал и протягивал руку:
– Царь-дедушка, пойдём, где тепло!
И царь Питфей в очередной раз умилялся, брал внучка за руку и уводил в сад позади гинекея. Примеряясь к разуму малыша, он тоже не заботился о новизне тем для последующей мужской беседы: спрашивал царь, не учат ли Тесея вышивать, и обещал своей рукой наказать кормилицу Мирто, если позволит себе такое безобразие.
А кормилице Мирто, коренастой румяной молодайке, ей и в голову не приходили подобные глупости. Гастрономические предпочтения царственного младенца, вот что её беспокоило. Нет, во всём остальном Тесей вёл себя вполне обычно. Точно так же, как и другие малые сосунки, он считал груди Мирто, а заодно и её самоё своей собственностью и точно также собирался, повзрослев, жениться на ней. Однако Мирто казалось, что питомец пренебрегает её сладким и густым молоком, зато прямо трясётся от жадности, когда она, пережевав, передаёт ему изо рта в рот какую-нибудь взрослую пищу. На самом деле он понимал полезность для себя молока кормилицы, вот только ему безумно хотелось поскорее стать взрослым.
Не удивительно, что маленький Тесей сравнительно легко перенёс отлучение от груди, для других детей настоящую трагедию. Распоряжение сделала Эфра, вообще-то равнодушная к питанию сына. Тщательно накрасившись с утра, дни напролёт валялась она на ложе, мечтая, как шушукались между собой рабыни, о Посейдоне. Однажды, небрежно внимая лепетанью Тесея, царевна вдруг обиделась, что не на ней он собирается жениться, а на румяной Мирто. Тотчас же она распорядилась отлучить сына от груди, а Мирто за ту же плату сделать его нянькой. Заплаканная кормилица с туго перетянутой полотенцем грудью принялась кормить Тесея кашей с ложечки, а он, с сокрушением сердечным поглядывая на недоступные отныне источники молока, утешался тем, что его давняя мечта исполняется. При этом сомневался, удастся ли теперь жениться на Мирто, ведь самая тесная и близкая связь между ними прервана, да и не забудет ли он сам о сладкой кормилице, сделавшись взрослым? Ведь больше никогда ему не прикоснуться к её груди, ставшей вдруг такой желанной…
Надо сказать, что и сама Мирто исполняла распоряжение хозяйки не в точности, и украдкой ещё не раз давала грудь Тесею. Застав её однажды за этим проступком, царь Питфей молча покинул детскую. На ходу спрятал усмешку в бороду. Что ж, хотя женой Тесею румяная простушка никогда не станет, а вот в любовницах уже побывала.