Путь Тьмы

— Я не знаю, каким образом ты сумел собрать такую армию и разбить генерала Бирта. Не представляю, как сумел добраться досюда, но дальше Империя не пройдет. Поверни свои легионы назад и я, так и быть, позволю тебе править теми землями, что уже попали под твое крыло. Взамен ты пообещаешь не чинить мне зла, а также вернешь всех заложников, включая моего сына.

— Нет, — без заминки ответил Шахрион, наблюдая, как меняется физиономия благороднейшего Цигда. Зрелище получилось занятное.

— Что нет? — переспросил он.

— Все. — Улыбнулся Шахрион. — Я не принимаю твои требования и выдвигаю собственные.

— И какие же? — все еще достаточно спокойным тоном спросил Саргилэн.

— Я требую безоговорочной капитуляции. Ты признаешь меня своим господином и поклянешься служить до самой смерти. Тогда и только тогда всем, кроме сынов Ордена, будет сохранена жизнь. В противном случае уже к вечеру от твоей армии не останется ничего, кроме горы трупов.

Этого благороднейший уже не мог перенести.

— Ты сошел с ума! — Взорвался он. — У меня сорок тысяч человек и каждый третий — либо рыцарь, либо сержант! У меня сотня магов! Если начнется сражение, я растопчу тебя, император лесов и болот.

— Маги есть и у меня, благороднейший, а если твои солдаты такие же, как и у молодого поросенка, что минувшей осенью с вигами бегал по лесам, императором которых, как ты верно заметил, я являюсь, то можешь сразу вскрыть себе вены.

— Не смей называть моего сына поросенком, — процедил благороднейший. — Ты, действительно не понимаешь, в каком положении оказался? Я уже предупредил Его Величество и Орден, и когда они придут на помощь, твои жалкие недобитые некроманты не помогут!

Шахрион грубо и нагло захохотал.

— Помощь? Какая помощь, старик? Ларнисия и Айлирения уже мои, Марейния и Южная Кинория станут таковыми через пару недель, север во власти раденийцев, а запад — мертвых.

— Так это твоих рук дело!

— А ты сомневался?

— Но как?

Шахрион загадочно улыбнулся.

— Сыны Ордена относились к своим обязанностям без должного почтения. Можешь спросить у мага света, что сидит подле тебя. После победы в Последней войне с каждым годом их проверки становились все хуже и хуже, они перестали подходить к работе ответственно, забыли, что значит быть щитом Лиги. Посмотри — этот толстяк едва держится в седле, так трудно ему переносить запах некромантии, исходящий от моего эскорта.

Орденец побагровел от гнева, но промолчал — император говорил правду, и светлому магу сейчас было действительно нехорошо, присутствие рыцарей смерти с непривычки выворачивало его желудок. Благороднейший, бросив на него беглый взгляд, вновь переключил свое внимание на императора.

— Ты мог поднять мертвых, ты мог поставить их в свою армию, ты мог обманом захватить несколько крепостей и городов, — проговорил благороднейший Цигд, играя желваками, — но здесь твои победы закончатся.

— А я думаю, что нет, поэтому и предлагаю почетную капитуляцию, пока это еще возможно. Ты и твои люди сохраните жизни и здоровье. Когда война окончится, вы получите также свободу и часть имущества. Твоя столица не будет разграблена и обложена контрибуцией. Скажи, благороднейший, кто-нибудь из вас, доблестных воителей света, сделал бы столь щедрое предложение?

— Как будто тебе можно верить, — фыркнул старик.

— Поверь, благороднейший, я всегда держу свое слово. В отличии, например, от твоего сына. Тот, помнится, обещал лично вспороть мне брюхо и заставить сожрать кишки. Как видишь, получилось у него неважно.

Саргилэн дернулся и заскрипел зубами.

— Что с ним? Что с моим мальчиком?

— Да какой же он мальчик? Здоровенный хряк. — Шахрион методично продолжал бить по больному месту своего врага. Не то, чтобы очень нравилось издеваться над потомком предателей, но на войне врага всегда желательно выводить из себя, так он думает хуже. — И не переводи тему, благороднейший. Что я говорил? Ах да, что всегда держу слово.

— Заткнись! — взревел воин, потеряв остатки самообладания. — Где мой сын?

— Я говорю, что всегда держу слово, — в третий раз повторил император. — Например, я даю слово, что если ты сейчас же не склонишь колени, то не доживешь до рассвета.

— Где он! Говори!

— Ты правда хочешь это знать? — любезнейшим голосом спросил властелин. — Точно?

— Говори!!!

— Не надо так кричать, твой сын сделал правильный выбор, — произнес император, передавая мысленный приказ, и один из закованных в черную броню всадников двинулся вперед. Поравнявшись с императором, он снял шлем.

Исиринатийцы потеряли дар речи.

— Что…как такое может быть… — Цигд выглядел, как громом пораженный. — Сынок…почему? Почему ты с ними? Почему молчишь?

— Потому что я не разрешал ему говорить, — пояснил Шахрион. — Замечу, живым твой сын был куда менее полезен.

— Что? Живым…

Цигд медленно переводил взгляд с императора на сына и обратно, а затем его рот открылся, и он издал страшный животный рев, в котором осталось мало человеческого.

— Ты убил его!