Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918

Радикалы насторожились, им явно не понравилась сложившаяся ситуация. За нашим полком установили наблюдение. В один из дней поступил приказ, предписывающий каждому полку выбрать представителя для решения вопросов взаимоотношения солдат с офицерами и в качестве представителя полка в Совете солдатских и рабочих депутатов. Большинством голосов уланы выбрали полковника.

Руководство Совета не могло согласиться с нашим выбором, ведь все без исключения офицеры считались врагами народа. Было объявлено о проведении митинга в полку, на котором должны присутствовать только рядовые. Коммунисты полагали, что офицеры оказали давление на уланов. Кроме того, красные загорелись идеей создания воинского подразделения из польских коммунистов, которые, вернувшись в Польшу, начнут распространение радикальных идей. Мой ординарец рассказал мне об этом митинге.

Прежде всего, начало митинга задержалось на полтора часа. Неслыханное в армии событие! Если какое-то мероприятие назначалось, к примеру, на 12 часов 57 минут, то все должны были прибыть именно в 12 часов 57 минут, а не в 12 часов 58 минут. Руководство Совета пришло в ярость. Во-вторых, появилась примерно половина общей численности полка, люди, отправленные за оставшейся частью, вернулись ни с чем. Тогда члены Совета пришли к полковнику и обвинили его в том, что он запугивает своих людей. Грохнув кулаком по столу, полковник заявил, что в десять утра собрал полк и объявил, что митинг состоится в три часа дня. Полк присутствовал в полном составе, и все слышали объявление. Остальное его вообще-то не касается, сказал полковник, это дела Совета, и он не собирается принимать в них участие.

Полковник, положив левую руку на эфес сабли, громким голосом, словно сердитый учитель, отчитывающий провинившихся учеников, бросал в членов Совета рубленые фразы:

– Вы отвечаете за политические мероприятия. Должны уметь обращаться с людьми. Уланы на улице, идите и приведите их. Когда они мне нужны, я так и делаю. И мне это удается, иначе бы я не занимал это место. Все. – Он резко развернулся и вышел из комнаты.

Разгневанные члены Совета вернулись на митинг. Они обрушили на уланов поток бранных слов, которыми так богат революционный словарь.

– Товарищи, ваши офицеры дурачат вас. Ваше равнодушие – результат саботажа этих кровопийц! Вот что это такое! – кричал один из них, брызгая слюной. – Этот ваш полковник связан с белыми офицерами. Он угрожает вам. Вы боитесь его, этой жирной свиньи, этого прислужника буржуазии. Вы рабы, запуганные рабы…

«Рабы», «запуганные», «угрожает» – эти слова были неуместны в разговоре с поляками. Сто пятьдесят лет их заставляли быть рабами. Их ругали за то, что они родились поляками, что говорили и молились на польском языке. Теперь их опять ругали, но уже под знаменами свободы. Это переполнило их чашу терпения. Уланы включились в обмен «любезностями», причем преимущество явно было на их стороне, поскольку их словарный запас складывался на основе знания двух языков, польского и русского.

– Где они только отыскали такие слова, – покачав головой, сказал мой ординарец. – Я даже не решусь их вам повторить.

Русские присягнули Временному правительству. Поляки не стали этого делать. Мы провели собственную церемонию с освящением нового знамени полка – на красном фоне белый орел, государственный герб Польши.

Полковник вел активную просветительскую работу в полку. Он рассказывал солдатам о реальных путях демократии и общественном правосудии. Он словно предвидел, с чем нам придется столкнуться, и уделял огромное внимание содержанию лошадей, наличию боеприпасов и снаряжения. Он даже добился перевода в полк восьмидесяти польских солдат, служивших в артиллерийском полку, и обеспечил их лошадьми из резерва.

В один из дней полковник с несколькими офицерами отправились на верховую прогулку. Летом на раскинувшихся вокруг полях рос клевер, но сейчас они были покрыты снегом. Мы отыскали два огромных стога сена, величиной с трехэтажный дом. Полковник вытащил пучок сена, потер между ладонями, понюхал и даже разжевал пару стеблей.

Прямо на поле он прочел нам короткую лекцию о сене и лошадях. Я пережил войну, революцию, голод, но этот солнечный день остался моим наиболее ярким воспоминанием. Пятеро молодых, здоровых офицеров, сидя верхом, внимательно слушали полковника. Его голос звучал неожиданно мягко. Время от времени рукой, обтянутой перчаткой, он поглаживал усы. Небольшие мешки под добрыми карими глазами. Он блуждал взглядом по нашим лицам, и мы с обожанием ловили его взгляд. С присущим ему обостренным чувством справедливости полковник никого из нас не обделял своим вниманием Никто не чувствовал себя лишним, и это заставляло нас любить полковника больше прежнего. Мы восхищались его эрудицией, оценивали его тонкий юмор. Полковник объяснил нам, насколько важно правильно кормить лошадей. Тимофеевку[14] в лошадином рационе он сравнил с мясом в рационе питания человека, а клевер с овощами.