Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918

Капитану Рафу пришлось серьезно потрудиться, чтобы добраться до этого ставленника новой власти. Для начала он должен был объяснить нескольким людям, кто он и что ему надо. Ему пришлось подписать, помимо запроса, который ему дал полковник, множество требований и около полудюжины заявлений. На это Раф потратил почти половину дня, и только тогда его проводили к квартирмейстеру. Можете себе представить, до какого состояния довели капитана Рафа эти бюрократические штучки. Он находился на грани безумия! Нормальная процедура должна была занимать не больше десяти минут: вы отдавали требование, а затем расписывались в получении.

Ротмистр сидел за столом. Он не встал при виде капитана, но поднял руку в знак приветствия. Звон браслетов отозвался грохотом в голове Рафа. Дверь в комнату осталась открытой; у двери стояли два вооруженных охранника. Они слышали все, что происходит в кабинете квартирмейстера, тем самым он демонстрировал, что честно ведет дела и может позволить себе вести разговоры при открытых дверях в присутствии охраны.

Ротмистр был из пехоты, и, вероятно, поэтому ему не понравился капитан-кавалерист. Кавалеристы всегда отличались элегантностью, а ротмистру, вероятно, очень хотелось шикарно выглядеть. Капитан с презрением относился к пехотным офицерам, но был вынужден тихо стоять и с почтением слушать. Ротмистр прочел длинную псевдополитическую лекцию для единственного, уже сильно взбешенного слушателя.

– Мы представители народа. Мы следим за толстыми буржуйскими коровами, которые сосут кровь пролетариата. Мы положим конец их разгульной жизни… – На этих словах ротмистр вскочил, выпятил грудь и вскричал дискантом: – Этому не бывать, раз я взялся за дело!

Он выдержал многозначительную паузу и, открыв рот, выпустил очередную тираду. Однако капитан, сдерживаясь, слушал его, сколько мог, а не выдержав, прокричал тем особым голосом, который всегда был предвестником взрыва:

– Честь имею, капитан Раф! Прошу рассмотреть документы касательно 1-го полка польских улан!

В голосе капитана, как обычно перед наступлением приступа, не осталось почти ничего человеческого. Это был скорее визг, полуживотный-полудемонический. Так визжал бы, наверно, раненый кентавр. В такие моменты никто не решался воспротивиться его командам. Услышав этот голос, уланы, помертвев, не смели заикнуться об отдыхе. Однажды мне довелось наблюдать, как от его крика задрожали оконные стекла.

Вероятно, квартирмейстер понял, что с человеком творится что-то неладное, и резко сменил тон. Он предложил Рафу сесть, но тот поступил иначе. Он подошел к двери и с треском захлопнул ее. Ни ротмистр, ни охрана не предприняли попыток открыть дверь. Около четверти часа капитан с ротмистром оставались один на один. Раф, как известно, никогда не спорил, так что, по всей видимости, это был монолог. Предполагаю, что все проходило по такому сценарию.

Квартирмейстер отказался удовлетворить требование. Раф слово в слово повторил текст официального запроса. Квартирмейстер, возможно, предположил, что сено потребовалось офицерам для личного пользования. Раф вновь повторил текст запроса.

Никто не знает, что там произошло. Сначала повисла тишина, затем послышался приглушенный голос ротмистра и шум драки. Затем снова тишина. Дверь распахнулась, и вышел капитан Раф, с белым как полотно лицом, держа в руке подписанную заявку.

– Охрана, – истерически закричал из комнаты ротмистр, – сюда… охрана!

Охранники вбежали в комнату и увидели стоявшего в углу ротмистра с пылающим, словно после пощечины, лицом.

Заикаясь, он испуганно пытался что-то объяснить:

– Он… почему… я буду жаловаться… арестовать его! – и бросился вслед за капитаном Рафом, но тот уже ушел.

Никто так и не узнал, получил ли Раф подпись с помощью пощечины или пригрозив оружием.

Тем временем капитан Раф шел по улице с таким жутким выражением лица, что от него шарахались люди. Вскочив на лошадь, он на бешеной скорости помчался по городу. Он не замечал ничего вокруг. Налитые кровью глаза на мертвенно-бледном лице. Безумный, невидящий взгляд. Он скакал словно призрак и только безжалостно стегал лошадь.

Раф вошел в кабинет полковника (таким бледным мы его никогда прежде не видели), отдал честь и вручил полковнику разрешение, подписанное квартирмейстером.

– Вы опять неважно себя чувствуете? Вам лучше отдохнуть, – сказал полковник.

– Благодарю, господин полковник, – тем же странным голосом, но только шепотом, ответил капитан.

Четко, но очень медленно он повернулся кругом и вышел из комнаты.

Его ординарец рассказал, что, вернувшись домой, Раф разделся, вылил два ковша ледяной воды на голову и вытер руки чистым полотенцем.

Затем сел за стол, взял лист бумаги и написал записку. После этого позвал ординарца, вручил ему записку и приказал немедленно доставить ее полковнику.

Перед уходом ординарец сказал:

– Господин капитан, я заполнил холодной водой несколько ведер. Они стоят за стенкой.

– Вода мне больше не понадобится, – ответил Раф.

Ординарец щелкнул каблуками и собрался выйти.