Солдаты не случайно брали с собой в дорогу винтовки и ручные гранаты. Мы ощущали себя словно на пороховом складе, где висит табличка «Курить запрещается!», а вокруг ходят толпы людей с зажатыми в зубах папиросами.
Начальник станции пообещал, что мы без особых трудностей доедем до передовой. По его словам, самый ужас творится в поездах, которые идут на восток, с фронта. По его сведениям, с фронта ежедневно уезжают тысячи солдат. Однако есть и те, кто стремился на запад.
Наш полковник был всерьез озабочен полученной информацией. Он отдал команду выставить сторожевые посты в дверях вагонов и установить пулеметы на площадке последнего вагона и на тендере локомотива.
Во время остановок караульные с винтовками должны были стоять на ступеньках вагона и не подпускать никого ближе чем на десять метров.
Очень скоро мы поняли, что начальник станции ничего не преувеличил. Когда мы прибыли на последнюю перед фронтом узловую станцию Раздельная, на ней творился ад. Здесь скопилось огромное количество поездов. Солдаты, уставшие от ожидания отправки, ворвались в склад и запаслись изрядным количеством горячительных напитков. Устроив пьяный дебош, они попытались захватить поезд. К счастью, мы находились на значительном расстоянии от вокзала. Для пьяной, бесчинствующей толпы наши поезда не представляли интереса, поскольку стояли слишком далеко, но мы могли видеть все, что происходило на станции.
В этой безумной толпе не было ни одного человека, кто бы представлял, что следует делать, что вообще происходит, кто есть кто. Группы солдат готовили на кострах еду, пели, пили, заигрывали с женщинами, кричали, ругались. Все подразделения смешались в одну кучку. Офицеров никто не слушал. Когда подходила очередь садиться в вагоны, на посадку затрачивались часы. Небольшие патриотически настроенные воинские подразделения пытались сохранять дисциплину, но таких было совсем немного. Их показная дисциплинированность действовала на толпу как красная тряпка на быка.
Ночью наши два поезда подошли к зданию вокзала. Нам объяснили, что до отправки придется подождать несколько часов. Решительные лица уланов, стоявших с винтовками в дверях вагонов, произвели серьезное впечатление на толпу. Кое-где солдаты пытались влезть к нам в поезд, но вскоре отказались от своих попыток. По возбужденной толпе пробегали волны страха. Даже уланы, не терявшие чувство юмора в любой ситуации, весельчаки и острословы, притихли и с изумлением смотрели из дверей вагонов на кружащуюся в каком-то безумном танце человеческую массу.
После долгих споров один из поездов, на котором ехал наш полк, отошел от станции. Второй поезд пока остался в Раздельной. В состав поезда входили офицерский вагон, штабной вагон и вагоны, в которых размещался уланский эскадрон, боеприпасы, амуниция, продовольствие и пулеметные расчеты. Я находился на тендере вместе с пулеметчиками, охраняющими локомотив, и завороженно следил за непрерывным движением людей на длинной привокзальной платформе.
В детстве, разворошив муравьиную кучу тонкой палочкой, я любил наблюдать за действиями муравьев. Картина первых секунд растерянности, когда муравьи, не ожидавшие нападения, бессмысленно мчались в разных направлениях, создавая жуткий хаос, оказывала на меня гипнотическое воздействие. Уже через несколько секунд муравьи приходили в себя и начинали совершать организованные действия. Этот процесс не вызывал во мне никакого интереса, и я опять ворошил палкой муравейник, наблюдая за паникой маленьких насекомых, оказавшихся перед лицом непонятного катаклизма. Их раздражающе-бессмысленная энергия, конвульсивный бег, метания из стороны в сторону заставляли меня сдерживать дыхание и дрожать от волнения. Именно эти чувства я испытывал сейчас, глядя на толпу. Мне даже пришло в голову, а не расшевелить ли толпу стеком, возможно приблизив ее движение к упорядоченности.
Я лежал на куче угля, наблюдал за толпой и пытался услышать, о чем говорят эти люди. В воздухе стоял непрерывный гул, из которого можно было вычленить только отдельные слова, крики, возгласы, редко отдельные предложения.
– Дай пинка!
– Ой, живот…
– Ха-ха-ха!
– Революционная совесть…
– Черт побери…
– Проклятый офицер…
– Она дала ему…
– Белогвардейская шкура…
– Готовьтесь, товарищи…
– 114-й полк…
Неожиданно раздалась песня:
– «Мы жертвою пали в борьбе роковой…»
Но, перекрывая вокзальный шум, вдруг раздался пронзительный, пьяный крик:
– Вот поезд, дорогая. Ну-ка, давай сюда. На нем ты доедешь домой… Ура! С нами Бог…
Совершенно нелепая пара пробивалась к поезду, расталкивая на своем пути людей и размахивая руками.