Путь в Бездну и фитнес в инвалидном кресле

В этот момент я открыл глаза. Реальность собиралась отдельными кусками пазла. Сначала я увидел серое небо, которое закрывал черный, жирный дым. Потом из бедра донеслась жгучая, оглушающая боль. Грязные пальцы инстинктивно дернулись к источнику этой боли. Облегченно вздохнул. Нога на месте, это простая рана. Затем пришел грохот артиллерии, запах горелой плоти, железа и крови. Повернул голову, в окопе увидел своих товарищей. И в какой-то момент вспомнил свой сон, ощутил себя такой же стрелой, ощутил в голове такую же ясность всего происходящего. А в другой момент командир выпрыгнул из окопа и с криком побежал вперед. Не успела прийти ни одна мысль — уже автомат за краем окопа, грязные руки уперлись в землю и выкинули меня на поле боя. И вот я уже бегу вместе со своими товарищами. Вокруг свистят пули, гремят взрывы. Мы бежим. Ведь нет ничего, кроме цели. Ничего на пути к этой цели. И спасибо Создателю, что в самом конце он совершенно четко показал эту цель.

* * *

На этом, пожалуй, все. Самая длинная предсмертная записка закончена. Ну, может, не самая длинная, с другими, чужими, я не сравнивал. Надо иметь очень много храбрости, чтобы совершить суицид. Кажется, что это довольно безвольный, глупый поступок. Но в каких-то случаях суицид — это проявление воли и какой-то даже храбрости. К сожалению, у нас нет эвтаназии. И помощи таким, как я, у нас тоже нет. Так или иначе мы остаемся полностью брошенными. Неважно, когда это происходит, в 36 лет или в 96. Конечно, лучше бы в 96, но в конечном счете какая разница? Всю свою жизнь я повторял себе: «Я один». Не потому, что хотел быть одинок, а потому, что вокруг все доказывали это: мои друзья, моя родня, все мое окружение — все доказывали мне, что я один. В конце даже и жена, которую я действительно любил. И хоть к концу этой книги она все еще живет здесь, рядом со мной, но это мучительно больно — наблюдать, что она готовит квартиру, в которую уедет. Это похоже на гвоздь, который забили в ногу. Было больно, когда его забивали, сейчас же его медленно, но неумолимо достают. Если раньше я мог решительно отрезать ее от своей жизни, то сейчас мне надо помогать лечь, помогать встать. Я вынужден медленно наблюдать, как медленно достают гвоздь из моей ноги. Я слишком устал. На деле очень давно меня посещали мысли о самоубийстве. Но всегда мне было страшно прожить еще одну жизнь здесь в наказание за то, что я сделал. В конечном счете я верю в Бога. Но, как озарение, возникла мысль, что я в этой жизни настрадался уже достаточно и для меня самоубийство не будет грехом, учитывая все, что я рассказал в этой книге. Обо мне, правда, не будут помнить довольно долго. Может быть, поскорблят год, может, два. Но меня забудут — и это хорошо, я хотел этого. Я очень много писал про туман. Он дождался меня. Оставляя кровавый след из опущенной руки, на инвалидном кресле медленно в тумане удаляется фигура. Кровавый след становится все менее заметным и вскоре исчезает совсем, как и фигура. Последний выдох уже где-то далеко. Остается только туман.

Эпилог