И раскачивается, шатается, как старый больной зуб в десне, с той же самой болью, с небольшими подтеками крови и грязи, чтобы после сорваться и пропасть. Обхватив лысую голову руками, пациент сидел на дне своего колодца. Добрая медсестра называла это место палатой. Пациент сидел на холодном полу. Подобно маятнику, он заполнял все свое нынешнее состояние движением — мерным покачиванием вперед и назад. Голова обхвачена руками, локоть коснулся колена. Три секунды — локоть коснулся колена. Еще так много надо сделать! Сосчитать покачивания вперед-назад, сосчитать цифры в обратном порядке. Поймать паука. Не дать пауку сожрать себя и поймать его прежде, чем он проснется, — иначе придется заново возрождаться из отхожего места. Лишь бы таблетки не отпускали до вечера и голова оставалась такой же ясной. Нужно записать — всенепременно нужно все записать! Столько дел, столько дел! О боже, как много дел! Но что-то же можно отложить! Паук пока спит. Шорох в коридоре, за маленьким зарешеченным окном. Уборщица машет грязной шваброй по грязному полу. Движения швабры, как и движения пациента, как и движения самой уборщицы, отработаны и четки. Они повторяются уже не один десяток лет. Уборщица не думает о таблетках, она вообще не думает, только машет тряпкой из стороны в сторону, потому что это ее обычное дело в это время.
Больной в палате-колодце встал и трижды стукнулся головой об стену — с недавнего времени он стал делать это регулярно. Уборщица обмакнула швабру в грязную воду и остановилась на несколько секунд, чтобы обдумать посетившую ее мысль: «Осточертело все, напьюсь сегодня. Может, завтра полегче будет». Ход мыслей прервал новый звук: медсестра, большая женщина, неуклюже переступала грязную лужу и смачно шлепнула тапкой. На громкий звук немедленно завыли из нескольких палат. Медсестра могла идти и думать, поэтому, пока сделала несколько шагов до уборщицы, успела смутиться своей неуклюжей полноте, расстроиться и осерчать на уборщицу.
— Вы бы тряпочку-то посильнее выжимали! — недовольно сказала медсестра, на что уборщица не отреагировала никак. Потому что и это недовольство, как и все описанные ранее движения, повторялось с безумной периодичностью.