Ну да. Это было очевидно. Городок маленький, все на виду. Доранта здесь знают вот уж сколько лет — приезжает, мол, каваллиер из столицы, по тёмным своим каким-то делам. Ну приезжает и приезжает, он раньше дел ни с кем, кроме Харрана и его отца особо и не имел, кроме как купить что-то да нанять пару людей на разовое поручение. А тут — весь город и так вовсю обсуждал поимку альвы, и вдруг тут как бы кстати каваллиер из столицы, и вместо обычных дел — раз, и купил эту альву. Хоть они в неволе и не живут. Наверняка все шепчутся: просто шкуру он с неё снимет или чучело набьет? Да ещё Асарау, почитай, при всем приличном обществе города с паперти увели как равного.
Да и Харран, как видно, в полном недоумении.
Дорант глубоко задумался. Он, конечно, мог просто промолчать или отшутиться, Харран бы не только не обиделся, но и почувствовал бы себя виноватым, что полез в дела друга. И это, наверное, было бы правильно — учитывая, что за поручение было у Доранта, и что за люди эти Ронде, с которыми у Харрана теперь не просто лёгкое знакомство.
Но, с другой стороны, примес Йорре почти наверняка попал к альвам. И хочешь — не хочешь, надо вытаскивать его. Лучше всего живым, или уж, если не повезет, получить надежные доказательства, что он умер.
Так уж вышло, что из шести или семи посланных по разным дорогам за отрядами, якобы сопровождающими примеса, только Доранту удалось напасть на след настоящего отряда.
Он не стал брать с собой много людей, кроме двух своих самых доверенных боевых слуг, Калле и Сеннера. Во-первых, не хотелось тратить время: на то, чтобы собрать команду, ушло бы самое меньшее дня три. Во-вторых, больше людей — меньше тайны, а дело было более чем деликатное.
Когда стало ясно, что именно он идёт по следу настоящего примеса, Дорант и обрадовался, и немного пожалел, что людей у него всего двое. Но он был уверен, что справится — до тех пор, пока не убедился, что, скорее всего, примес — у альвов.
Если даже с десятком или полутора людей Аттоу он бы договорился или справился (кому охота быть обвиненным в мятеже?), то с альвами про «договариваться» даже и думать не следовало, а насчет «справиться» — были очень и очень большие сомнения.
Так что теперь Доранту нужны были люди, и срочно. А у Харрана люди были. Вон они, во дворе. Вон они, в комнатах на втором этаже. Вон они, чистят лошадей позади конюшни. Два, а то и три десятка можно было получить сразу — да и сам Харран, в бою стоящий двоих, очень пригодился бы.
Но Маисси осложняла всю картину. Дорант не мог решить, может ли он доверить Харрану не свою тайну — теперь, когда тот почти в родстве с роднёй вице-короля, то есть — с людьми семейства из Аттоу. Ставить своего друга, человека, к которому он относился если не как к сыну, то как к племяннику, парня, которого он сам учил фехтованию, в положение, когда тому надо делать выбор между другом и учителем — и любимой девушкой?
Дорант был человек дела. Он никогда не тянул, когда надо было принимать решение. Он не боялся брать на себя ответственность — но очень не любил, когда приходилось делать выбор за других, а тем более, за тех, кто был ему не чужим.
Но тут он поступил так, как поступают люди обычные, боящиеся решений и ответственности: он не предпринял ничего. Он отложил решение, подумав, что время покажет.
Он сказал:
— Харран, ну конечно же, я пойду с тобой к Ронде. Только, если можно, сделай так, чтобы меня там не расспрашивали про альву — мои дела не моя тайна, ты же понимаешь!
Это была ошибка, в чем Доранту пришлось убедиться тем же вечером.
Несмотря на ранние сумерки, особняк Ронде был ярко освещен: факелы у входа, сальные свечи в вестибюле, где сходились у парапета две лестницы — у парапета, где встречали гостей гильдмайстер Ронде, его жена (по любви, не забывайте!) и обе дочери, и восковые свечи в большом зале на втором этаже, в котором уже настраивали инструменты музыканты местного оркестра.
Дорант с Харраном поднялись, поприветствовали главу семейства, его знатную (по любви!) супругу и дочерей и проследовали в бальный зал.
Там было уже довольно много народу. Харран пояснил, что сегодня у Ронде бал — по случаю храмового праздника (чем этот предлог хуже другого?). Судя по всему, гильдмайстер Ронде решил использовать хоть какой повод для того, чтобы развлечь своих дочек (ага, сам решил, не дочки настояли — съязвил про себя Дорант, вспомнив свою дочь). Харран же, впрочем, объяснил ещё раз: серьёзные семьи в Кармоне дают балы по строгой очереди, так, чтобы большой бал в городе был не реже, чем раз в три месяца.
Друг повел Доранта по периметру бальной залы, знакомя с присутствующими. Похоже, здесь были все мало-мальски благородные и (или?) состоятельные семейства Кармона. Дорант учтиво здоровался и старался запомнить всех. Кое-кого он знал по прочим приездам — но не их дочек и сынков, разумеется. Раньше ему не случалось попадать на городской бал.