Путь в небо. За чертой инстинкта

Глава 4. Стремление

Мне, с рвущейся, как с привязи, душой,

За облаками, птицами и ветром,

Дана горизонтальность мостовой

И безнаклонность скользкого паркета.

В то время, как душа наклонена

Наклоном крыш, холмов и старых башен,

Довольствоваться должен я судьбой

В толпе подошвами шушукающих граждан.

И потому я падаю вперёд

И о булыжник больно расшибаюсь,

Что, веруя, что я взлечу вот-вот,

Я вновь в порыве ветра ошибаюсь.

Порыв души однажды совпадёт

С порывом ветра, замысел удвоя,

И, выхваченный неба крутизной,

Я вознесусь внезапно над землёю.

Но чтобы этот миг не объяснять

Ни чудом, ни божественным знаменьем,

Ты пробуй, даже падая, летать —

И после не жалеть свои колени.

Виктор Луферов

Сколько себя помню, вечно не давал мне покоя один сон. Будто я летаю. То низко над землёй, с трудом преодолевая власть земного тяготения, то легко поднимаясь в совершенно беспредельные, заоблачные выси и паря там наподобие беззаботного ворона, не прилагая для этого абсолютно никаких усилий. Иногда это были мучительные отрывы от земли вроде тягучего бега, как это происходило бы на Луне, с притяжением в шесть раз меньше нашего. Иногда – восхитительные нырки с какой-нибудь высокой точки с неизменно следующими за ними плавными взлётами. А случалось, уход от земли требовал неимоверных усилий, когда приходилось работать руками и ногами для взлёта, и только при достижении какой-то высоты передвижение в воздухе обретало лёгкость птицы. Но всякий раз это был полёт – восхитительный разрыв надоевшего притяжения земли и свободное скольжение над ней.

Бывало, я просыпался с широкой улыбкой на лице или… весь в слезах от этого восхитительного, ни с чем не сравнимого ощущения. И, желая длить его и длить, снова закрывал глаза, боясь пошевельнуться, – звал сон назад. Однако он приходил по какому-то не мне ведомому расписанию.

В детстве мне говорили, что это я расту. Но для меня важно было не объяснение происходящего со мной во снах и уж тем более не достижение какой-то длины моего тела, а испытание фантастического чувства наяву. До какого-то возраста я свято верил, что вот настанет некий момент моей жизни – и я полечу. Сначала я определял этот срок в шестнадцать лет, потом – в восемнадцать, в двадцать. Как в чудесной сказке. Потом понял, что сроки здесь совершенно ни при чём, и всерьёз загрустил от того, что сон не сбудется. Я с завистью наблюдал за птицами, сожалел, что не могу рвануться вслед за ними, и всерьёз думал, сколько я готов отдать за умение летать. Останавливался на половине жизни…

Смешной мальчик! Но тем не менее люди не забывают эту хранящуюся, наверное, в наших генах с незапамятных времён память о том, что когда-то они летали. И поднимаются в небо! Поднимаются всем преградам и запретам назло. И платят порой за это счастье самую высокую цену.

Летающие мужики

В ясное и морозное утро, когда весь посёлок спал беззаботным сном, один из его жителей – Владимир Афанасьевич Трапезников подошёл к своему сараю и, немного повозившись с двумя замками, открыл двери. Затем осторожно оглянулся по сторонам и исчез в его полумраке. Через несколько минут из сарая показался… самолёт. Тяжело пыхтя и время от времени улыбаясь чему-то своему, внутреннему, Трапезников оттащил своё детище подальше от посёлка, за пруд, и после короткой технической подготовки начал заводить мотор…

Владимир Афанасьевич не был профессиональным авиатором, тем более конструктором летающих машин. Был он колхозником из затерянного в глухих вятских лесах посёлка Залазна. Самым обыкновенным колхозником. Но с одной маленькой оговоркой: он очень хотел летать. И не просто хотел – он жить без этого не мог. И потому сам, без чьей-либо помощи, посредством лишь примитивных инструментов – топора и гаечного ключа, пилы да молотка – соорудил себе самолёт. По собственному же представлению о том, что такое есть летательный аппарат.

…Мотор ожил, разбудив оглушительным стрекотом окрестную тишину. Радостный пилот занял место в примитивной кабине своего аппарата. Машина задрожала, забилась, будто в горячем ознобе, и, виляя и подпрыгивая на неровностях заснеженного поля, рванулась вперёд.