Путь в небо. За чертой инстинкта

Конечно, Владимира Афанасьевича мучил страх. Однако желание оторваться от земли было куда сильнее. Оно перебарывало щемящее опасение упасть на землю. Видимо, именно поэтому неуклюжее, грубо сколоченное сооружение, вопреки всем законам и понятиям аэродинамики, вдруг резко рванулось вверх. Произошло это, очевидно, по совсем иным законам. По тем, которые на земле пока ещё не открыты. Законам духовным.

Полёт продолжался всего несколько секунд. Физические основы земного бытия всё-таки взяли верх. Воспаривший было аппарат внезапно резко сиганул вниз и уткнулся в поверхность пруда. Авиатора спасло некоторое количество снега поверх льда и не прямой угол падения. Но самолёт кончился. Несмотря на падение, наградившее испытателя синяками и ушибами, он пришёл в состояние неописуемого восторга. Как мальчик, прыгал вокруг разрушенной машины, что-то выкрикивал и бросал ушанку в негостеприимно обошедшееся с ним небо. Ещё бы, ведь то был первый удачный полёт в его жизни. Пусть короткий, пусть с падением, но всё же они были, были – эти несколько секунд скольжения по такой недоступной ранее воздушной струе! Земное притяжение удалось преодолеть на двенадцатый год сооружения самолётов. И в тот же день Трапезников приступил к новому строительству. Учтя недостатки погибшей конструкции и уроки первого полёта.

– Кончай энти дела, Афанасич, – внушали ему мужики вокруг, – добром энти дела не кончатся…

Если кто-то думает, что они имели в виду возможную гибель отчаянного, по их мнению, человека, то он глубоко заблуждается. Забитые, живущие в таёжной глухомани малообразованные мужики были в чём-то под стать критикуемому ими Афанасичу, хотя сами в небо не стремились и самолётов не строили. Опасались они не на шутку санкций сверху за этакую вольность – летать. Да как такое может позволить начальство, чтобы мужик сам строил себе самолёт да разлётывал на нём, подобно вольной птице?! Никак не позволит! В их мозговой и генетической памяти глубокий след оставили события тридцатых годов, крепко задевшие местное население. Недалеко от Залазны раскинулись страшные Кайские леса – туда в период коммунистических репрессий были сосланы многие тысячи вятских кулаков и староверов. То есть людей, которые осмелились жить по своим законам и правилам. Многие из них в этих лесах и сгинули бесследно. Видевшее это старое поколение хорошо усвоило, к чему приводит непослушание.

Но разве могут какие-то неприятности остановить мужика, вкусившего счастья свободного полёта над землёй?! У Афанасича в ангаре рос новый самолёт. И хотя жрал он кучу денег и всё свободное время, жена вятского Икара Людмила Викторовна реагировала на это очень разумно. Она почти не видела мужа дома, но относилась к его странному увлечению с уважением и пониманием. Как могла его поддерживала, пособляла сообразно своим возможностям. Но главное – просто понимала его.

– Последние годы уж такие тяжёлые были, – рассуждала она. – Мужики вокруг чуть ли не поголовно спиваться начали. Стали гибнуть по пьяни, словно мухи на липучке. Уж лучше пусть мой самолёты строит и на небесное дело деньги тратит. Лятать тоже опасно, конечно. Но всё лучше, чем от водки проклятущей гибнуть…

Однако же не все поголовно спивались. В небольшом райцентре Омутнинске, что в двух десятках вёрст от Залазны, несколько мужиков тоже строили самолёты! В условиях глубочайшего подполья, как сопротивление во времена фашистского нашествия, – власть-то районная совсем рядом – и потому, порой совсем не зная друг о друге. Все поголовно – абсолютно неграмотные в авиастроении. Но каждый вслепую искал путь в небо. Свой путь в небо. Не имея ни специальной литературы, ни нужных для этого дела инструментов, ни материалов. Только неистребимое желание летать и святая вера в то, что так оно и будет.

Сталевар Владимир Сергеевич Саулов свою квартиру на четвёртом этаже преобразовал в настоящий авиазаводик. Готовый, собранный в жилище самолёт он сначала разбирал на отдельные части и через балкон спускал вниз на верёвке. А потом собирал на месте испытаний. Шофёр Александр Викторович Шиляев ради главного дела своей жизни из городской благоустроенной квартиры вообще перебрался в старый дом, купленный в глухой деревне и превращённый в ангар. И таких беззаветных энтузиастов в одном только Омутнинском можно было насчитать десятка полтора. Думали, строили. Будили тишину своими несовершенными движками, резали небо самодельными винтами. Падали, но снова взлетали. Случались, конечно, и трагедии.