Путь в Обитель Бога (СИ)

Лес начинался сразу, без всякого перехода, вырастая сплошной стеной из мехрана в том месте, где длиннейшие корни додхарских деревьев, у которых под землёй расположено гораздо больше, чем снаружи, могли дотянуться до живительной влаги. Перепонки между голыми ветвями пропускали так мало света, что у земли всегда висел густой сумрак, разбавленный лёгким туманом. Лианы спускались вниз и поднимались вверх, и порой невозможно было разобрать, они ли это, или длиннейшие воздушные корни, росшие не только из стволов, но и из ветвей вплоть до второго яруса. Кустарники выбрасывали вверх фонтаны тонких веток, цепляющихся за любую опору, что им попадалась по дороге, и вся эта растительная масса вздрагивала, еле заметно шевелилась, двигалась, шуршала, вздыхала и постанывала. Под ногами лежал толстенный мат прелых, мягких как вата ветвей, сброшенной чешуи, палых почек, гнилых лиан, и в нём тоже что-то шевелилось и двигалось…

Здесь, несомненно, были и гидры. Отличить гидру от самой распространённой на Додхаре породы деревьев — таландыков, или чёрных стражей — совершенно невозможно, и в лес не потащишь целый мешок камней для того, чтобы швырять ими в каждый встречный таландык. Для определения гидр в чаще используют другие методы, и больше всего помогает то, что их недолюбливают лианы и прочие вьющиеся растения. Так что отличить и обойти их в тесно сплетённом чёрно-буро-зелёном аду, где лианами используется каждая пядь ветвей, не слишком сложно. В сомнительных случаях используют обычный мяч-попрыгунчик на резинке, которую цепляют за средний палец руки. Бросать приходится далеко, поэтому резинка должна быть длинной, а мяч тяжёлым. Такой есть у всякого уважающего себя трофейщика. У меня он тоже был, и я вышел вперёд.

Хорошо знакомая тропа, проложенная старым толстолобом из мехрана к далёкому водопою, поддерживалась им в хорошем состоянии. Толстолобы — настоящие разгребатели додхарских лесов. Они знамениты тем, что поедают всё попадающееся на их пути, включая и перепревшую лесную подстилку. От своего логова толстолоб обычно прокладывает тропу в мехран, где любит погреться на солнышке, а оттуда идёт к воде, попутно пожирая успевшие прорасти на тропе молодые побеги и обкусывая неосторожно свесившиеся сверху лианы. Как всякое большое и неповоротливое существо, маршруты он менять не любит, чем всемерно пользуются остальные обитатели леса, для которых проложенные толстолобами тропы служат в качестве улиц и проспектов.

Умники считают, что раньше толстолобы были у ибогалов домашней скотиной, вроде наших коров. Если так, то уж это были коровы, доложу я вам! Размер, во-первых. Это сколько же мяса! Сами себе могут без проблем расчистить пастбище в любой чаще. А если большое стадо напустить на самый дремучий лес, то после них не просто поле останется, а настоящая пашня, поскольку они по недостатку еды будут валить деревья, пережёвывать их своими зубищами от макушки до комля и выкапывать из земли все корни подряд. Сразу и сеять можно за ними. Молока дают, наверное, целую бочку за раз. Слыхал я о созерцателях, которым удавалось подоить толстолоба. Не знаю, может враки — о созерцателях чего только не рассказывают.

Высоко над нашими головами покрикивали крылатые мартышки. Вниз они спускаются редко — здесь не очень-то полетаешь. Поминутно кто-то невидимый срывался с места неподалёку от тропы и ломился в чащу, подальше от нас. Птицы-древолазы ловко взбегали по стволам и повисали на ветвях вниз головой, с любопытством провожая нас взглядами. Живые лианы, похожие на змей, и длиннейшие тонкие змеи, похожие на живые лианы, переползали с места на место, почти неотличимые друг от друга. Бродяжий лес был населён очень густо на окраинах и ещё гуще в центре. Там, в бесчисленных маленьких озёрах и раскинувшихся меж ними болотах обитали хищные водяные драконы, больше похожие на удавов с плавниками, и горгульи; там химеры стерегли в засадах добычу; там обитали ещё сотни разновидностей самых диковинных существ, которым люди, за неимением лучшего, давали имена из собственной мифологии; там, наконец, жили остатки уцелевших сарагашей, дальних родственников ойду и кийнаков, попавших на Додхар с Кийнака, которые одни и могли бы рассказать всю правду о Бродяжьем лесе и других таких же местах.

Где-то здесь же пасли свои человечьи стада бормотуны, без устали пополняя их за счёт неосторожных путников, поэтому люди старались без особой надобности в Бродяжий лес не заходить, несмотря на всё его изобилие.

Где-то здесь же, под водой тихих омутов, спали на дне озёр и речушек первые выведенные ибогалами в Новом Мире русалки. Маленькие жабры, расположенные за ушами и почти незаметные, могли обеспечивать их тела кислородом только в состоянии полного покоя. Словно живые сейсмографы, русалки улавливали кожей малейшие колебания почвы далеко от своего подводного логова, умея выделить среди них шаги человека.