Путь в террор

– Хм. Неплохой выбор. Как вы сказали – диета номер три?

– Не берите в голову, профессор.

– Я не профессор!

– Не обижайтесь, просто я перенервничал в последнее время, поэтому несу всякую чушь.

– Ну, не такую уж и чушь. Ладно, у меня много дел, так что всего доброго!

– Спасибо. До свидания.

– Кстати, вы не знаете, как это произошло?

– Что именно?

– Ну, как ваша сестра угодила под экипаж?

– Нет. Не знаю.

Выйдя из больницы, Будищев в нерешительности остановился. По-хорошему надо было как можно скорее найти Семку и Степаныча и успокоить их. Говоря, что на них страшно было смотреть, Дмитрий ничуть не преувеличивал. Особенно сильно сдал старик, ставший похожим на тень, но и мальчишка осунулся куда больше, чем когда лежал в больнице сам.

– Куда прикажете, барин? – остановился перед ним извозчик.

– В полицейский околоток, – неожиданно сам для себя ответил ему Дмитрий.

– Полтину, – тут же заломил цену лихач.

– Гони!

По счастью, Ефим Ложкарев оказался на месте и охотно согласился поговорить со старым боевым товарищем. Будищев на сей раз проявил выдержку и не стал сразу лезть с расспросами, а отвел городового в ближайший трактир и, взяв отдельный кабинет, велел половому подать водки и соответствующей случаю закуски.

– Эх, хорошо пошла, – крякнул Ефим, опрокинув в себя рюмку хлебного вина.

– Дай Бог, не по последней, – отвечал Дмитрий и тут же подлил ему снова.

Полицейский, впрочем, не стал терять фасон, а, степенно закусив, отодвинул водку в сторону и пытливо спросил:

– Что случилось?

– Беда, – коротко ответил гальванер и рассказал приятелю о произошедшем со Стешей несчастье.

– Под экипаж, говоришь, угодила? – задумался тот.

– Вроде так. Может, слышал чего?

– Ты думаешь, я про все несчастные случаи в Петербурге знаю? Они каждый божий день случаются.

– Этот где-то близко произошел. Раз в нашу больничку доставили.

– Хм. Говоришь, девчонку совсем еще сбили?

– Ну да. Шестнадцати нет.

– Слышал я про такое. Туда их благородие господин штабс-капитан сам выезжал. Ругался потом еще сильно.

– Деревянко?

– Он самый.

– О как! И отчего ругался?

– А он мне не докладывает!

– Это правильно, – криво усмехнулся Будищев. – Ну что, вздрогнем?

– Давай!

– А теперь давай за тех, кто с войны не вернулся, – снова наполнил рюмки Дмитрий.

– Святое дело, – согласился Ефим. – Царство небесное солдатам, живота не пожалевшим за освобождение христиан!

Приятели, не чокаясь, выпили и на минуту задумались, вспоминая о боевых товарищах, навсегда оставшихся на далеких Балканах. Но долго грустить у них не получилось. Они были молоды, полны сил и надежд на лучшее будущее, пусть и представляли его себе по-разному.

Ложкарев, заглотив еще пару рюмок, размяк и, пьяно улыбаясь, стал выговаривать Будищеву:

– Теперь я вижу, отчего ты в полицию не пошел! Вот и одет как барин, видать в дела в гору пошли?

– Не жалуюсь. В баре, может, и не выйду, а в третью гильдию, пожалуй, что уже пора!

– Молодец, Митька! Или тебя уже Дмитрием Николаевичем называть прикажешь?

– Брось, Ефим! Мы с тобой – фронтовики. И хотя Берлин нам с тобой брать не довелось, а Стамбул совсем рядышком был – только руку протяни!

– Это верно. Спужались генералы дальше идтить. Сказывают, один Скобелев хотел дальше драться, да не дали ему!

– Я его, кстати, видел недавно.

– Кого?

– Так Скобелева.

– Иди ты! Белого генерала вот так запросто?

– Ну а что, генерал как генерал. На Руси-матушке их много…

– Митька! – строго выпучил глаза городовой. – Не моги так говорить! Генералов у нас и впрямь, прости Господи, как собак нерезаных, а Михаил Дмитрич только один!

– Ладно, не буду.

– То-то! А то я не погляжу, что ты теперя купец и барин.

– Да брось, чего ты. Лучше расскажи, как служится-то? Деревянко не лютует?

– Нет, он охвицер справедливый, с таким служить можна.

Язык Ложкарева все больше заплетался, и Будищев решил, что тот выпил уже достаточно.

– А что он ругался давеча? – безразличным тоном спросил он.

– Что, не отстанешь? – вдруг совершенно трезвым голосом переспросил полицейский и пытливо взглянул ему в глаза.

– Нет, – хмуро покачал головой Дмитрий.

– Ладно. Все одно прознаешь ведь. В коляске, что твою девку сбила, генерал какой-то с мамзелью сидел. Бродяга один его видел.

– Что за генерал?

– Тут уж извиняй, я сам не видал, а бродяга в мундирах не разбирается. Да и сам посуди, это же – Петербург, будь он неладен! Тут чего бы доброго, а генералов страсть как много.

– А что за мамзель с ним была?

– А их еще больше, чем генералов!

– Но, может, он коляску запомнил?

– Да какое там…

– Ладно. Нет так нет.

– Митька!

– Что?

– Не дури. Не добьешься ты правды – плетью обуха не перешибешь.

– Не бойся, Ефим. И в мыслях такого не было.

– Ну, вот и хорошо, вот и ладно.

– Выпьем?

– Наливай, чего уж там!

Дома Дмитрия встретили три пары встревоженных глаз, смотрящих с такой надеждой, что ему поневоле стало стыдно за задержку. В конце концов, ничего конкретного он в полиции не узнал, а Степаныч с Семкой и Анна беспокоились, места себе не находили.

– Ну что? – чуть не вскрикнул Филиппов, увидев Будищева.