Путь в Вальхаллу

…Стоп! – Даша сжала ладонями виски. Она пыталась остановить обезумевший поток воспоминаний, не укладывавшийся в ее сознании, и это ей удалось. Она подумала, что раньше воспринимала ночные видения просто с интересом, будто включая на середине навороченный фильм, где ничего не понятно, но все равно здорово. Однако с исчезновением заунывного голоса и появлением зримых образов, Даша стала ощущать себя участником событий, и сразу возникла масса вопросов. Она попыталась восстановить «предыдущие серии», но оказалось, что смотрела их невнимательно, и кроме жутких пейзажей и общающихся между собой чудищ, не могла ничего вспомнить. …Значит, меня там еще не было, – решила она.

Поезд в это время замедлил ход и снаружи послушались громкие голоса. Они выкрикивали непонятные железнодорожные термины, но само их присутствие отрезвляло запутавшееся сознание. Лязгнув, поезд остановился. Вагон перестал качаться и стало оглушительно тихо. Приподняв голову, Даша увидела здание вокзала, несколько запорошенных елей, но вопрос – что это за станция, даже не пришел ей в голову. Она отвернулась от окна. …Блин, разобраться тут покруче, чем в математике!.. Давай, блондинка, напряги свои куриные мозги – должно же все это что-нибудь значить!..

Длительная концентрация мысли всегда приводит к озарению – для одних оно выражается в великих научных открытиях; для других, в осознании простых человеческих истин, а перед Дашей всего-навсего возникли кадры фильма, от которого не осталось ни названия, ни сюжета, но эти кадры действительно были озарением – толпа людей в шкурах и рогатых шлемах, впав в транс, исступленно орала «Один!..», и при этом не отрывала взглядов от жуткого грозового неба.

…Один – это бог, – сообразила Даша, – тогда и Фрея тоже богиня… Разрозненные фрагменты снов сразу нашли свои места в огромном пазле, именуемом Мироздание, и все, созданное в Дашином сознании реалиями нынешнего века, стало рушиться – не рассыпаться на куски, из которых еще можно что-то воссоздать впоследствии, а превращаться в прах. Сознание, огненным шаром, испепеляющим по пути все лишнее, рванулось ввысь, туда, где по всем канонам должен обитать длиннобородый Бог с нимбом, но не встретило там ничего, кроме туманного облака, сквозь которое проступало уродливое нагромождение крестов. И это был тупик.

Сознание заметалось, ища выход. Есть у него такое свойство – искать выход, даже если умом человек считает, что поиски бесполезны. …Лучше б они все-таки были инопланетянами, – подумала Даша, потому что даже самые продвинутые пришельцы всегда ассоциируются с общностью существ, хоть чем-то родственных людям – они и живут по законам, придуманным неким правителем, и заботятся о продолжении рода, и обустраивают свой быт, а Бог – это неведомый одиночка, обладающий неведомой властью и неясными целями.

…И что же мне с ними делать? – испугалась Даша, – и как же тогда Христос, о котором нам прожужжали все уши? Я не вижу ни его, ни его поступков, а Фрею вижу – как это?..

Поезд дернулся. Раздался гудок и ритм, пришедших в движение колес, сменил тишину. Вместе с поездом Дашины мысли попытались сдвинуться с мертвой точки, но никто заботливой рукой не уложил перед ними блестящие рельсы – впрочем, возможно, они существовали, только изрядно засыпанные снегом непонимания, и искать их в одиночку было бессмысленно. Не видя выхода, Даша снова укрылась с головой, прячась от назойливых фонарей.

– Фрея, миленькая, скажи – каким боком я во всей этой вашей фигне?.. – прошептала она.

Воспоминания возникли всеобъемлющим цветным пятном – как глубокое детство, от которого всегда остаются лишь ощущения и хронология происходивших когда-то событий. Так и Даша просто знала, что лето, когда Старкад появился в Гардарике, закончилось быстро, перекрасив наряд величавой богини Живы в желто-красные цвета торжества и печали. Потом славяне похоронили своего бога Купало, дарившего им тепло, и выпал снег. Свенельд решил прервать поход, объявив, что продолжать его надо, когда придет время сжечь на костре страшную соломенную старуху. Старкад не знал, кем была та старуха и его бесило бездействие, но без воеводы, указывавшего путь, он не рискнул идти дальше.

Наконец, старуху сожгли, сопроводив это грандиозным празднеством, и Купало воскрес. Пока по окрестным городам и весям собирали обоз, Купало набрался сил, а Жива надела ярко-зеленые одежды.