— Постоянный и живой источник вдохновения, — Амфибрахий помахивает сосисочными пальцами. — Эта мода пришла в салоны с началом «Фениксового века». В среде нынешних литераторов считается нормальным иметь некий идеал, который вливает в тебя вдохновение постоянно. Нечто вроде персоны, которой посвящаются все произведения, — если говорить упрощённо… Однако разница в том, что «искра» пребывает с вдохновляемым часто или постоянно. Лучший вариант — проживание в одном доме.
— О, — говорит Пухлик, и у него говоряще взлетают брови. — О-о-о-о⁈
– Сын мой, зачем ты так опошляешь, — укоряет Липучка. — Речь о высоких отношениях — чистая поэзия…
— Физическая сторона, собственно, иногда присутствует, — влезает Амфибрахий. — Но далеко, далеко не всегда. Иногда это разновидность меценатства — когда «искра» в обмен на вдохновение получает жильё, образование, путешествия, даже приданое. Иногда это может быть творческий союз — к примеру, художника и поэта, которые «искры» друг для друга. Или ученичество. Ограничений на пол, Дар, возраст, социальное положение — нет, так что… Обывателям, возможно, покажется это странным, а в Ракканте явление ошибочно трактуется как неприличное, но уверяю вас — для писателей такое целиком нормально!
Ну да, тётушки что-то обсуждали о том, что эти самые модные писатели таскают с собой «вдохновлялки» на поводочке. Но я-то думала, речь просто о содержанках.
— Так вот, Ирлен пытался отыскать свою «искру» с той поры, как увлёкся поэзией. Не думаю, чтобы это нравилось его матушке — однако все попытки поймать феникса вдохновения за хвост пропали впустую. До тех пор, пока он не встретил Морио — ту самую роковую нойя. Кажется, они познакомились на ярмарке, а может, на выступлении, где она пела — словом, после их знакомства она была его «искрой» что-то около семи лет, до тех пор, пока она не умерла три года назад. Нужно сказать, знаете ли, что даже с «искрой» его стихотворный дар оставлял желать лучшего. Он клепал эти свои смешные книжонки — пафосные, про костры, пение нойя и любовь, как сотни авторов до него. Над ним смеялись в салонах, острословы оттачивали о него свои языки. Думаю, его и приглашали в основном из-за его «искры» — говорят, та хорошо пела. Да ещё он сам набивался на приглашения — и непременно хотел читать. Полагаю, со временем его чтение стихов и… хм… их разбор… стал неким ритуалом, чем-то вроде перчинки на любом вечере.
– Полагаете, его считали клоуном? — хмуро спрашивает Морковка.
— Мой юный друг — графоманов всегда считают клоунами, стоит им только попасть в общество тех, кто хотя бы умеет отличать книги от чтива… О чём это я? Ирлен Гюйт, конечно, бывал обижен критикой. Он-то полагал, что он великий автор, и жаждал признания! Я даже удостоился эпиграмм от него после рецензии на его особенно бездарный сборник — уверяю, эпиграммы были ещё бездарнее сборника. В общем, он полагал себя непонятым, но упорно продолжал творить и читать сотворённое на салонах и чтениях — до той самой смерти Морио. Это его подкосило — он, говорят, едва не обезумел от горя во время её болезни, а после год просто не выходил из поместья. И дал зарок, что никогда не посетит ни одного салона. Не прочитает ни строки — в чужих стенах.
— Ирлен Феникс на слуху несколько больше года, — Морковка крутит рыжую прядь. — И с тех пор читает он только у себя в поместье. Основал собственный салон…
— «Сила искусства» — что за нелепое, непоэтическое название! — это уже Бабник. — Но он на слуху, да-да, ещё как на слуху! Вот уже год на чтения в салоне едут поэты и критики со всей Кайетты — и восторг, полнейший экстаз, у всех, пьянящий и невообразимый! Они говорят, что эти стихи неповторимы! Что они бьют прямо в сердце, что меняют их сознание! Что в них есть что-то потустороннее — а, каково?
Пухлик, который думал было уже вздремнуть, поднимает голову.
— Вообразите. Все в один голос — а между тем было уже шестнадцать заседаний, завтра семнадцатое.
— Да чтобы за шестнадцать чтений не нашлось доброго человека обгадить ближнего…
— Хм. Если он их подкупает?
— Мел, о, вся поэзия Стрелка — неужели ты настолько наивна? — Бабник пучит глаза. — Бурный мир литературы — в нём плавают такие акулообразные создания… к тому же иногда небедные… что купить их попросту невозможно!
— В крайнем случае возьмут деньги, но обгадят всё равно, — Морковка чуть морщится, но подтверждает слова Пухлика кивком.
Творческие и возвышенные. Мантикора их мать.