В холле никто не жужжит. Приглушённый свет флектусов. Наёмные слуги прибрали столики и свалили. Даже по полу прошлись с чистящими средствами. И натащили по углам дюжину ваз с цветами, мантикорьи дети. Дар забивается мгновенно. Работай как хочешь.
Я уже на поэтической оргии решила, что в первую очередь будем шерстить подвалы. Наверху жилые комнаты. Есть ещё вариант левого крыла, туда ведёт коридор из холла. Но там нас легче найти, так что — во вторую очередь.
Левой рукой прихватываю в кулак бутон крупной розы, обрываю лепестки. Полная горсть. Просыпаю из горсти пару штук, пока идём к лестнице. Вроде как кто-то из слуг обронил. На случай, если с нами что-то будет не так и Пухлику придётся идти по нашим следам.
Лестница широкая, с витыми деревянными перилами. Перила загибаются вниз и там сходят на нет. А ступени продолжаются. Дюжина ступеней направо. Дверь в правую сторону. Дюжина ступеней налево. Дверь в левую сторону.
Спускаюсь направо, дёргаю дверь — открыто.
— Давай внутрь, — шёпчу Морковке. — Скажи что-нибудь на пробу. Сперва шёпотом. Потом громче. И ещё громче. Пока не остановлю.
— Но… что говорить?
— Хоть стихи читай.
Запихиваю малого за дверь. Изнутри доносится неуверенное тихое «При… привет? Привет, я, кажется, заблудился?»
Открываю дверь.
— Стоп, пробуем вторую.
Его Светлость догадался, потому взбегает по ступенькам и спускается по другую сторону лестницы даже раньше меня. Пробует приоткрыть дверь и сетует:
— Не заперто, но… тугая.
Скрывается за дверью. Я поднимаю ладонь с Печатью. И ничего не слышу. Считаю до семнадцати, раскидываю несколько лепестков по ступенькам и перед дверью. Открываю дверь. Та подаётся тяжко, хоть и выглядит как самая обычная. Будто воздух стал вязким и не желает отпускать дверь от себя.
— В последний раз почти кричал, — сообщает Морковка. — Ты слышала?
Мотаю головой. Мрази подстраховались. Мощные заглушки. Подвал изолирован от внешних звуков. Ничего не войдёт, ничего не выйдет. В самый раз для содержания сирен.
Скольжу внутрь, просыпаю ещё несколько лепестков у порога. В коридоре почти полная тьма. Два флектуса на каждой стороне. Выдёргиваю фонарик из внутренней стороны куртки. Спасибо эксцентричной поэтне — в платье лезть не пришлось. Бывает, что молодые и ярые поэтессы ходят в мужском. Почему не быть в нём «искре»?
Артефакты-глушилки почти под потолком, вдоль стены. Четыре штуки. И коридор мало что длинный — загибается. Может, уводит и за пределы поместья. Стены, видно, восстанавливали. В них попадаются грубые шершавые камни. Древнего вида.
— Старая кладка, — шепчет Морковка. — Должно быть, убежище времён ещё Братских войн.
А поместье перестраивали вир знает сколько раз. Так что может быть вир знает сколько ходов. Вот дверь сбоку. Пихаю — заперто. За следующей живёт винный и деревянный дух. Винный погреб? Заворачиваем за угол. Опять тусклый коридор. Просыпаю ещё лепестков из ладони. Ещё две глушилки на стенах над головой. Ответвление куда-то вбок. Из ответвления скотски воняет, и в самом конце дверь. Охрана? Пока мы в «глухом коридоре» — всё равно не услышат. И ладно.
За следующей дверью живёт плеск воды. Это просторный зал с четырьмя колоннами и родником. Наверное, попытка сделать Ритуальный Зал, как у знати первого уровня. Провальная. Потому что возвышение для алтаря переделано во что-то вроде скалы или искусственного грота. Под ним — бассейн, куда утекают воды родника. Запах водорослей — по полу раскиданы кучи. Ещё несёт рыбой и гниловатыми креветками.
А из грота на нас глядят. Там в полутьме поблёскивают, перетекают на место золотистые звёздочки. Две пары… три. Четыре.
Тихое, испуганное и вопросительное воркование.
— Мелони… — шепчет Морковка предупредительно. Отмахиваюсь, бросаю: «Прикрывай» — и иду к гроту и бассейну. По пути отыскиваю лакомства в карманах.
— Привет, красавицы. Ну, сколько вас тут? Посмотрим, что вам нравится, а? Рыба, конечно, рыбу-то вы наверняка любите. Только вот меня бы с рыбой вряд ли сюда пустили бы, вот дураки, верно? Что они понимают в хорошей рыбе. Ну, выходите, лапочки, выходите сюда…
Сперва они шарахаются глубже в грот. Тогда я присаживаюсь на край бассейна, продолжая говорить. Тяну на ладони рыбные печеньки — совместное произведение Пиратки и Конфетки. Тесто с водорослями плюс кусочки сушёной рыбы и крабов. Воркование внутри грота становится любопытным, взволнованным.
«Юарррг! Юаррррг!» — будто спорят, будет от меня зло или нет. Из темноты на свет высовываются чёрные носы сердечком и длинные пушистые усы.
Потом показывается самая смелая. А я теряю голос, потому что никакие картинки, чучела и описания не могут передать такого зрелища.