Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

Общий смех и шуточки отвечают ему. Господина Леарка недолюбливают, а потому на него с наслаждением набрасываются все, даже господин Гюйт не упускает возможности.

— «Обнюханный экспромт»? — шепчет Мел.

— Угу. Поэты чином пониже любили упороться порошочками, вроде… — Он похлопывает по нагрудному карману, куда явно переложил табак, обнаруженный в особняке Лортена. А потом читали экспромтом. Рифмуя… всякое.

— Собираешься надышаться этой дряни⁈

— Я и без неё так могу.

Вокруг предлагают Леарку рифмы. Вроде «наверняка», «холостяка», «убейся-ка». А вокруг нас плавает молчание. В котором к Лайлу поворачивается даже Нэйш.

— Что? Рифмовать много мозгов не надо. Ну, ритм там ещё держать…

— Ты же… — я пытаюсь совместить Лайла Гроски и поэтические экспромты. — Ты же просил подобрать рифму.

— Ну, знаешь. Не всем из своего тёмного прошлого я могу делиться, — он косится в сторону Нэйша. — Просто. Молчи.

— Всегда знал, что ты не до конца раскрываешь свой потенциал. Виллем.

— Ну да, кого я просил. Так вот, я запудрю им рифмованной чушью мозги на подольше, — кивает на поэтов, которые всё ещё отыскивают вариации «шнырковых» рифм. — Но пока я буду читать — на мою… «искру» будут смотреть. Потому идёте пока вы с ней. Ты как раз будешь свободен. Дальше пойдёт обсуждение, тут я постараюсь, чтобы они забыли, что со мной вообще кто-то был… полчаса точно обеспечу, дальше не факт, проблемы?

Проблемы? О, никаких. Просто я только что упёрся в эту его фразу «…будешь свободен». И понял, что передо мной остался всего один выступающий.

— Госпожа Та-что-пишет!

Единый, а я ведь так и не выбрал, что буду читать! Перебирал варианты по пути сюда, в «поплавке». В юности я писал стихи, и сейчас ещё временами обращаюсь, когда нужно выплеснуть мысли, и временами я даже посылал их в газеты, так что псевдоним Эллейс Алин — не то чтобы совсем ложь… Однако до конца я так и не успел определиться, думал, что будет время, а теперь вот…

И се, теперь я воззову:

Услышь, услышь же дух пленённый!

Прозрей и будь освобождённым,

И сон свершится наяву…

Та-что-пишет читает вибрирующим голосом, оглядываясь по сторонам и будто бы к кому-то обращаясь. Но я лихорадочно перебираю свои стихи. Единый, что же я хотел читать⁈ Духовные из Алчнодола нельзя, это может меня выдать, хотя нет, с какой стати молодой поэт не может быть адептом Единого? Не любовные, только не любовные, и не про Мелони, это слишком личное, и не из раннего, там… полно романтической чуши, которую я и сам-то по прошествии лет читать не могу. Ничего связанного с питомником, но я же выбирал что-то… Может, взять из опубликованного? В худшем случае кто-то припомнит и обвинит, что читаю старое…

Стихотворение Той-что-пишет обсуждают, упирая на мистичность и неудачность рифм. И, ох, наверное, нужно было попросить Лайла потянуть время, чтобы я вспомнил то стихотворение о море… Потому что, кажется, я не помню его. Потому что, кажется, забыл и все остальные тоже.

— Господин Эллейс Алин! — звучит голос Гюйта, и как в тумане я плыву к своему месту, а в ушах словно рокочет подступающий шторм. Что за чушь, я же не раз читал на салонах, и я должен помнить — но не припоминаю ни строки, и ведь ещё клятый устранитель здесь же, в зале…

— Спокойно, спокойно, юноша волнуется. С таким-то наставником…— и шелестит смешок, потому что я затянул паузу. И это провал, и из провала этого я мысленно тянусь, тянусь — и ловлю в памяти словно пожатие крепкой, знакомой руки.

«Что ты, ученик? Читай то, что живёт в тебе. Что нельзя забыть».

И, смирившись с тем, что остального не вспомнить, я выдыхаю то, что писал лишь три ночи назад. Что писал… ей.

Мы далеко — и врозь ведут пути.

И словно время хочет растянуться…

А если к спору нашему вернуться —

Ты не хотела б попросту уйти?

Со мной — за сто морей, на край земли.

Могу я быть твоей второй натурой,

А хочешь — стану я пред амбразурой

Того, что изнутри тебя палит —

Твоих сомнений, горестей… ведь мне

Уже и ожиданье не тревожно,

Вот разве что ночами очень сложно

Не рисовать твой профиль не стене

Своею тенью. Забывая честь

И проходя во тьме ночной дорогу,

Я все еще ночами верю в Бога,

А днями помню только то, что есть

Любовь и боль. И глухо дрогнет высь,

Соткав слова из тишины и пыли:

Мы все же что-то важное забыли

И, не сказав друг другу, разошлись.