Графоман во время пути по коридору качается, спотыкается и мычит недоуменно. В коридоре нас встречает Янист — мрачный и смущённый, с левой рукой на весу. Помогает пропихнуть в полумрак каминной Графомана. Обменивается взглядами с Нэйшем.
– Можете не благодарить, — разрешает тот.
Морковка сжимает губы и отворачивается к незажжённому камину. Так, чтобы не смотреть на Муху. Непонятно, что с ней сотворил Палач — но та сидит в кресле вытянувшись. И трясётся.
Видит сыночка — вскрикивает шёпотом:
– Что вы с ним сделали⁈
— В полном порядочке — пока что, — отзывается Пухлик. Без церемоний раскладывает Графомана перед камином по ковру.
Муха разевает пасть и застывает. Синие тени пляшут по кружевной резьбе: каминная в даматском стиле. Повсюду мягкие пуфики, золотистые подушечки. Старая дрянь теряется в них. Ссыхается на глазах, когда видит нас четверых.
– Что вам надо? Сколько вам надо? Вы собираетесь мне угрожать?
Мясник поднимает палец — и она затыкается. Мы устраиваемся — я на пуфике, Пухлик, крякнув, подгребает побольше подушек под поясницу. Морковка передёргивается, но садится в оставшееся кресло рядом с Нэйшем.
Вид у нас вряд ли торжественный, но Муха понимает как надо.
– Не вам меня судить! Вы даже не знаете, о чем речь — вы…
– Так я могу рассказать, — откликается Пухлик. — А вы поправите, если что.
Вид у него мрачный, говорит быстро и монотонно как-то. Без обычных своих шуточек.
– Вы всегда потакали сыну во всех его увлечениях. Картины, музыка, поэзия. Что угодно, не имело значения — вы же считали его всесторонне одарённым. Так что когда он захотел завести себе «искру» — не стали возражать. Тем более что у него это был не первый источник вдохновения. Просто с остальными было недолго. Но Морио оказалась не совсем временной игрушкой. Ваш сынок увлёкся ею слишком сильно. Настолько, что когда она забеременела, — не стал возражать против ребёнка.
Муха краснеет пятнами, как полуразложившаяся поганка. Сверлит глазками с ненавистью.
– Бастард — всегда проблема, пусть вы даже и только из третьего круга знати… Думаю, вы надеялись войти во второй, а то и в первый — талантливому сыну нужна достойная жена. Долго выбирали, да? А Морио…
– Была просто нойя, — шипит Муха. — Кочевница, грязная девка из дикого племени. Приворожила моего мальчика. Вы не понимаете. Я готова была терпеть эту грязь в моём доме. Пусть… она давала ему радость, давала вдохновение. Готова была даже принять её ублюдочную дочь. Я была готова. Воспитать маленькую дрянь. Дать ей образование. Ради Ирлена. Готова была… до Посвящения.
– Да, Посвящение вас расстроило, верно? Сколько было девочке? Пять лет — с первого раза. Дар Музыки. Наверняка вашему сыну это показалось поэтичным — только вот вам вряд ли такое понравилось. Читали про то, сколько стоит обучение? Или боялись, что в свете будут судачить? Или просто боялись её Дара?
Муха хочет замкнуться в гордом молчании.
– Правду, — нежно говорит Нэйш. Он любуется лезвием дарта. — Мы же договаривались, госпожа Гюйт.
– Ирлен после Посвящения… стал другим. Толковал о знаках. Провидении. Ребёнок с Даром Музыки. Вдохновение всё это…
Давит и давит слова. Как вонючих клопов. О том, что мы не имеем права её судить. И нойя наверняка очаровала её сыночка. Так, что он собрался на ней жениться. Официально признать гнусную дочку.
Перечеркнуть своё блестящее будущее.
А она — она же должна его защитить, потому что разве он что-то понимает, глупыш.
Глупыш с пола мычит что-то невнятное.
– Стало быть, болезнь Морионы была не случайной. Интересно, как вам удалось такое провернуть с нойя — точно не яд. Артефакт? По глазам вижу — нет. Что тогда?
– Гильдия Чистых Рук, — бормочет Джилберта Гюйт. — Они нашли… подобрали специалиста. Он пришёл как мастер спиритизма. Общения с духами. Сказал, что нужно будет выполнить особый ритуал, чтобы связаться с духами предков. Я не знаю, что он сделал. Он уверял — это просто массаж. Но ей стало худо уже к вечеру.
Лезвие замирает в пальцах у Мясника.
– Возраст?
– Чей? Ах, я не… он был молодым. Возможно, двадцать лет. Может быть, больше, но не…
Лезвие дарта советует Мухе заткнуться. Хотя Мясник и не двигается.
– Стало быть, вы её убили, — завершает Гроски. — Сын-то знал? Вижу, догадывался. Ну да, чисто технически это был не ваш наёмник. Мать просила девочку петь, девочка не совладала с Даром. Только вот в судебной практике такое идет как умерщвление из милосердия. Морио была обречена. Сапфи просто помогла уйти матери без боли.
Графоман с ковра мычит что-то невнятное и жалобное, но его в беседу не приглашали.
– Только вот вас это встревожило, верно? Способности у девочки оказались серьёзными. Тогда вы додумались до простого способа: повредить Печать. Сами взялись или пригласили кого из тех милых заведений, откуда вы слуг берёте? Уж там-то умеют такое, а. Нет проводника — нет Дара. Только вот это не так работает. Вряд ли вы знали, конечно.