Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

Милейшая Полли предложила не стесняться и обустраиваться, посулила скорый обед и знакомство со всеми-всеми. И унеслась к остальным скорбным главою. Я тут же последовал совету и выложил на стол эрдейский барельеф с изображением Девятерых. Поковырял рамку и вытащил артефакт против прослушки. Пристроил поверх согревающего артефакта (не обжёгся). Мало ли как у них тут с любопытным персоналом — а сыночка у меня предположительно в глубокой хандре, не ходить же ему и в самом деле немым.

— Можешь не сдерживаться, — разрешил я, когда амулет начал потихоньку светиться жёлтым. — Вир побери, правду говорят: в психушках кто первый халат надел, тот и доктор. Безмятежность детства, как им только в голову взбрело. Хотя не знаю, если глянуть на публику, которая тут лечится… может, у них там и было что-то безмятежное.

Янист обустраивал на своём столе томик поэзии. Отлично подходит, чтобы протащить сквозник.

— Надеюсь, у тебя там не амфибрахии Виллема Риона. Или как её там, элебосской поэтессы, любительницы сирен.

Угрюмая мина парня говорила, что попал я в точку, но обсуждать он покамест ничего не намерен. Ладно, он и до того-то был в режиме «молчать-не спать-скорбеть», но теперь-то мы заехали на лечение от скорбей душевных.

— К слову, ты не провожал Гриз, когда они с Мел сплавали выпускать сирен.

Такое многозначительное молчание я обычно слышал только от другого напарничка. Правда, в его случае оно было глумливым.

— Слушай, если у вас чего не ладится и нужно посоветоваться или хоть просто поболтать…

Младший крепился ещё минут пять, сидя на кровати и глядя куда-то в нежные бирюзовые занавесочки.

— Однажды ты… говорил со мной на Перекрёстки.

Мог же просто промолчать и не предлагать задушевных бесед. С ознобом вспомнилось: бьётся маленький кораблик в чёрной воде, и кто-то рыжеволосый стоит за плечом, и я говорю, как говорил бы с кузеном Эрли — о Рифах и бегстве с них, и о накопленной дряни внутри, и о том, что слишком часто выбираю себя…

Не из тех разговоров, которые хочется вспоминать.

— Ты… говорил со мной об ошибках. О том, как чувствуешь себя, когда живёшь с ними. Когда ты понимаешь, что поступил…

«Из-за тебя, крыс-с-са…»

Я вздохнул и уселся на собственную кровать — теперь парня было не видно, зато негромкий мерный голос был слышен по-прежнему.

— Я просто… как ты справляешься с этим? Когда понимаешь, что… нельзя исправить, и это теперь… оно просто…

С тобой. Ну-ну.

Шуточка про уровень пива в организме зацепилась внутри за картинку корабля с горящими парусами. Запнулась о шёпот из соседней комнаты.

— Я не хочу, чтобы ты думал, что я… мне просто узнать, хотя бы примерно… Ты просто потом… вспоминаешь об этом реже? Оно просто тускнеет, и потом ты…

— Иногда. Тускнеет, отступает. Забывается за делами.

Только вот это складируется внутри, одна дрянь на другую, пластами. И потом временами баламутится, всплывает из глубины. Подступает к горлу мерзкой дрянью — чтобы потом спрятаться в тебе вновь.

— Понимаешь, я читал, что со временем всё иначе, но… когда ты должен двигаться дальше… тебе нужно, потому что в опасности может оказаться та… те, кто тебе очень дорог, и отступить не имеешь права, и нужно как-то переступить и не вспоминать сейчас, иначе ты не сможешь делать то, что на тебя возложено и можешь подвести остальных, а вместо этого не можешь перестать думать о том, что исправить уже нельзя…

Боженьки, да не было это ошибкой, — хотел я крикнуть за стенку. В истории с Гюйтами ты и не участвовал, мы тебя на выход попросили. Не знаю, что тебе сказала про этот вызов Гриз (мне она не сказала ничего, а Нэйша запихала в штрафные по самые уши), только если это ошибка, то всяко уж не твоя.

А вокруг меня и без того достаточно теней — разберусь ещё с двумя.

Только вот это же ему судить — что чувствовать и думать, и если он уж выбрал выворачиваться наизнанку от ситуации, то «Брось, ты не виноват» — худшее, что можно сказать.

Но придётся что-то делать. Шёпот всё падает и падает, и в нём, горячечном, больном — отчаяние того, кто умом-то всё понимает, а вот с собой всё равно ничего поделать не может.

Потому надо составлять какой-никакой, а план.

— Я-то полагаю, всё зависит от натуры. Кому-то удаётся забыть и переступить. Волевым усилием или так, просто со временем. Кому-то и через годы аукается. С кем-то остаётся всегда, с кем-то — нет. Возьмём нашего коллекционера бабочек — по нему не скажешь, что он каждую ноченьку мочит подушку слезами, вспоминая непоправимое, а? Можно бы даже позавидовать — ты как полагаешь?

За стеной установилось хмурое молчание, которое обозначало, что завидовать Нэйшу там не хотят.

— И я тут припоминаю тот наш разговор на Перекрёстки. Помнится, ты тоже говорил кое-что. О том, чтобы выбрать своё. Не терять времени. Что за дурными днями приходят новые.

Вздох из-за тонкой стенки прозвучал задумчиво.