Напарничек похмыкивал и соглашался, выглядел вяло, но сносно. Сам двинул умываться. Оттёр чёрную полосу с ковра — правда, его малость повело в сторонку. Нервы, а может, передозировка общения с подкроватными сущностями (которые, понятное дело, ни под какими кроватями не водятся и водиться не могут).
К утренней гимнастике парня не шатало, просто был бледноватым. А может, так казалось из-за подтемнённых краской волос. Занимался рукомашеством и дрыгоножеством вполне пристойно — пока я вовсю блистал в своей естественной роли придурка. Между прочим, в строгом соответствии с планом.
– Эмри! Ня-я-янечка, он щиплется!
Эмри. Эменейрих. Так зовут меня в папочке Хромца, и полное имя, уж конечно, может принадлежать только королю из песни или придурку. Уменьшительное вот звучит легко и приятно. Кузену бы понравилось.
– А теперь наклоняемся и трогаем носочки — раз-два-три-четыре! Эмри, ну сколько можно, ай-яй, озорник!
Здорово звучит, а? «Эмри, не бросайся кашей!» «Эмри, не рисуй на Найви бородавки» («Да он сам попросил!»). «Эмри, на вот, держи, я кое-что припасла для тебя». Эмри, Эмри, Эмри…
Даже и не припомню, сколько у меня было имён. Менял вместе со шкурками, а шкурок было… ха! И все нравились мне не больше, чем моё настоящее.
Потому что, если вдуматься, Лайл Гроски был куда большим придурком, чем Эмри Корнелиш. Трусом с ночными кошмарами и дурной памятью, метаниями и стремлением прогнуться под сильного. С вечной потребностью бежать и выживать. С недостатком блестящих планов, которых у Эмри Корнелиша — хоть отбавляй.
К примеру, тот, по которому можно получить кучу пользы от тварьки (которая, ясное дело, не под кроватью). От полезной такой тварьки из детских ночных кошмаров (которые, уж конечно, не мои, и вообще, я их не помню). Которая… как там говорил Янист? Жрёт тревогу и боль, а? Какое совпадение, у меня для неё пакет. Сладенькое блюдо, которое я готовлю каждый вечер. Перебираю, перетираю в питательное пюре — что-то о Рифах, и о бывшей, и о законнике Жейлоре, об Эрли, о выездах, о белобрысом франтике…
И второй пункт плана — «Подлечиться за выезд» чудо как хорош. Кстати, даже не накрывает амнезийным эффектом, вот что странно — я-то думал, точно память придётся латать. Но помнится с замечательной ясностью — что угодно, да. Просто…
– Я у те-бя за-бе-ру-у-у-у-у!
– Новая игра, да? А правила какие? А кто водит?
…просто сейчас полезнее бы сосредоточиться на катании разноцветных стеклянных шаричков. И одним глазком посматривать на бледное горе с каштановыми волосами. Явно луковое и малость задумчивое.
Ну, правда, к луковому горюшку пристал старый Найви с мягкой подушкой и предложениями лечь и поспать. Так что можно собраться, по похвальным пожеланиям самого горюшка. Натащить в себя малость раккантской напыщенности (что-то часто вываливаюсь из роли почтенного раккантца, но это ясно — здесь это слишком легко). И двинуть на завтрак с такой сокрушённой физиономией, что шарахается даже овсянка.
– Эмри, дорогой, всё хорошо?
– Ай-яй, Эмри, всегда так хорошо кушаешь, что с тобой, мой хороший?
«Пчёлки» милой Полли роятся, жужжат. У них замечательные полоски на фартушках — голубые, розовые, и цветы вышиты разные, а пчёлки — у всех. Хлопотуньи вьются вокруг здешних цветков жизни. Малость сморщенных из-за возраста и перекошенных из-за овсянки.
– Я… я хорошо, просто… Н-нет, я потом, я доктору…
Фальшиво? А, какая разница. Напарничек смотрит пытливо — что там натрепал Найви? Впрочем, не горит пока. Пока у нас горит — обход. Пылают энтузиазмом глаза доброго-предоброго доктора, прямо вот как из сказок, которые я дочке читал. Там тоже был с бородкой и лечил зверушек: «Алапардов, мантикор, даже керберов!» Надо будет спросить начальство — может, знакомый или родственник какой. Ладно, неважно. Добрый доктор Тройоло наглаживает бородку и интересуется — как чувствует себя мой сынуля. Сынуля растягивает губы в бледной улыбке, смотрит поверх плеч и создаёт мимолётное ощущение, что не только я тут играю в придурка. Кажется, доброму доктору неуютно.
Потому вперёд выдвигается Полли, прекраснейшая Полли, такая маленькая, шустрая, сладкопахнущая, звенящая хрустальным голоском. Полли выдаёт парню три ложки сиропчиков, гладит по головке и воркует, что всё будет хорошо — так заботливо, что прямо-таки хочется прослезиться. И взгляды муженька ловит на лету, и предугадывает желания. Я бормочу, что у меня есть вопрос, и… не при даме, пожалуйста… тут бы лицом к лицу… А Полли с пониманием кивает муженьку, и берёт Яниста за руку, и уводит в его комнату, что-то мило щебеча.
– Да-да, Эмри?