Потому на Ничейных селятся изгнанники. Вроде пустошников из Гегемонии Равных. Или те, кому есть, что скрывать. Наподобие Мастеров из Мастерграда. Бывают ещё те, кому хочется, чтобы их не трогали. Как община в Алчнодоле. И вир знает, кто тут ещё ютится, вроде Братства Мора или других чокнутых орденов.
Морковка грезил Странноземьем только чуть меньше, чем морем. Мол, смотри, тут же всего несколько обжитых клочков, а вокруг них — леса, и горы, и пещеры, и чёрные, вечно спаленные пустоши, и можно встретить что угодно и кого угодно. Давай играть в храбрых исследователей, которых туда снарядила Академия!
И мы находили клады. Боролись с опальными Мастерами. Разгадывали заклятия. Разгоняли разбойничьи шайки (Укротительница Бестий делала это верхом на верном яприле).
Что мне сегодня с утра думается о Морковке, вир побери?
Единорог всё не хочет отставать. Молодой и любопытный. Идёт рядом, потряхивает гривой и напрашивается на новое лакомство. Даже пытается всучить мне пучок тюльпанов в пасти.
— Да ладно тебе, Дождик, я понимаю, что это любовь…
Грызи идёт впереди. Потому, когда она останавливается, Дождик чуть не делает в ней дырку рогом. Какое-то время подруга стоит, прислушиваясь. Потом подносит сложенные руки к губам — и из груди у неё вылетает переливчатый призыв.
Странно, что я не увидела. Или он был слишком высоко?
Феникс падает с небес, расправив широкие крылья. Крупный мальчик с необычным окрасом: пепельно-серое будто проросло багряным, будто он искупался в пламени. Коричневых и тёмных меток почти нет. Зато пёрышки на голове топорщатся, будто венец. И хвост подлиннее, чем у собратьев, тоже с багрецом. Феникс завис над головой и искрит теплым, жёлтым и оранжевым, процветает слабыми языками пламени сквозь перья — радуется.
Потом идут тревожные, алые вспышки.
— Рад видеть нас, — Грызи протягивает руку, и феникс подлетает, позволяет перебрать перья. — И тревожится за своего хозяина. Такая тревога, что даже с расстояния слышно, да? Как ты, дружок? Расскажешь, что делаешь тут?
Феникс с радостью подставляется под взгляд варга, и окрашивается в нежно-розовые язычки пламени. Грызи в единении с ним минут десять, не меньше — а после феникс принимается летать вокруг. Весь в противоречивых оранжево-розово-алых вспышках.
Готов хватануть Грызи за рукав и тащить на север.
— Пять миль, не меньше, — говорит Грызи под нос. И двигает за фениксом быстрым шагом. Мы с Дождиком идём вслед: единорог старается ухватить зубами рукав. Шутит.
— Птичка Освуда?
— Потомки Арнау упоминали об этом. Единственные, кто может адекватно общаться. У них, правда, не удалось разжиться свежими сведениями. Но о его фениксе они вспомнили. Как и о его… — тут она морщится и мотает головой — посмотрим, мол.
В Зеермахе Грызи явно покусал Шеннет, и теперь она вообще обо всём будет молчать.
— В свидетельствах феникса не было.
— Нет, ни в одном. Но феникс не всегда будет спутником хозяина. Даже если хозяин — варг. Он может искать себе пару. Или просто облетать Кайетту. Или…
Снова это молчание. Бредём по колено в травах. Вокруг лоснится трава — шерсть зверюги, поросшей тюльпанами. Выгибаются холмы-позвонки. Озёра-глаза подмигивают, в каждом — солнце.
Впереди хлопает крыльями феникс. Такой же таинственный, как Грызи.
— Понимаешь, он не желает рассказывать о хозяине. Или пропускать меня глубоко в память. Хозяин — варг, это точно. Преклонных лет. Но он… вроде как отгородился от птицы. Отстранился.
— Такое разве быва…
— Вир знает что, ага. Причём, годы назад. И это не приказ хозяина — иначе феникс испытывал бы боль…
…потому что если феникс обретает хозяина — он будет стремиться быть вместе с ним. Приказ не приближаться в таком случае — предательство. Этот самый наставник варгов просто не мог не знать.
— Внушение варга?
— Никакое внушение варга не может побороть верность феникса.
Грызи срывает на ходу огонёк-тюльпан, крутит в пальцах.
— Он его убедил. Это единственный вариант. У феникса внутри нет блоков, нет следов воздействия… чистая любовь и тревога за хозяина. И нежелание предавать.
Феникс будто понимает, что говорят о нём. Возвращается и учтиво кланяется мне в воздухе. Выхватывает из моих пальцев полоску вяленой тыквы. Прямо на лету. Опять поднимается выше, летает кругами, зовёт вперёд.
Совсем непохож на другого феникса. Запертого приказом. Сходящего с ума из-за того, что приходилось снова и снова ослушаться хозяина.
— Что? «Держись от меня подальше, так будет лучше для нас обоих»?
— Не совсем. Варг поручил ему что-то. Судя по всему, хранить нечто. Очень дорогое. То, что дороже всего — по крайней мере, так это читается. То, что сам варг не мог хранить, потому что ему нужно было уходить… или скитаться.
«То, что дороже всего». Мы будто в старой игре с Морковкой. Ищем неведомый клад. При помощи провожатого-феникса. В компании с единорогом. Ещё и тайна в придачу. Почти хочется перейти на бег.
Грызи, похоже, переваривает то, что удалось вытащить из феникса. Или просто не вылезла из единения с птицей полностью. Теперь она то молчит почти целую милю, то начинает извлекать из себя, размахивая руками: