— И теперь он горд этим поручением. Он
Феникс откликается радостным «иа-а-а-айррр!» Похоже, счастлив, что с ним беседует варжеская душа. Наверняка даже мысленно даёт какие-то ответы. Не слишком-то внятные. Грызи на ходу отдувается.
— Ну и хаос у тебя в мыслях, дружок. Да ещё это их восприятие времени… Так. Он появлялся время от времени, да. Иногда не было годами. Эй! Годами? Ага… не бывал годами, а потом возвращался на месяц, когда два. Потом вот вернулся надолго. Когда это было? Да куда ж ты в небо!..
Бурные беседы с фениксом. Настойчивые выпрашивания лакомства от единорога. И вокруг вышитая шёлковыми нитями картина. Алые вспышки на фоне зелёного, блестящего. Бабочки роями из-под сапог. Не хотят быть частью ничьей клятой коллекции.
— Вернулся надолго года полтора или два назад. Был здесь почти всё время… тут что-то про зверей, но это я потом… А здесь как будто обида, потому что… стоп, я не поняла, он как будто… так, перерыв, нужен ещё сеанс.
Во второй раз в единении Грызи дольше прежнего. Выныривает, трясёт головой, пытаясь прийти в себя.
— Слишком рад нас видеть, — машет радостно летающему фениксу. — Вообще, он слишком эмоциональный, даже для своего племени. И простодушный, да… Насколько я понимаю, хозяин его отослал, даже когда был здесь. Что-то про облёт Кайетты и про сборы новостей в небе. Сплошные восторги от полётов, словом.
— Зачем варгу отсылать феникса? Который к тому же вроде как ещё и самое дорогое бережёт?
Грызи возобновляет путь и опять берёт долгую паузу на подумать. Пять миль мы уже точно прошли. Но феникс тянет дальше.
— Фениксы вблизи слишком хорошо ощущают состояние своего хозяина. У такого простодушного как этот… восторг полёта, путешествие, возможность увидеть сородичей могли притупить эту чувствительность.
Похлопываю Дождика по шее. И чувствую, как голова сейчас вскипит.
— Он не хотел, чтобы феникс чувствовал, что с ним?
— Не забывай, кем Аэрвена считают мои собратья.
Поехавшим. Судя по тону — Грызи предполагает худшее. Она ещё сколько-то следит за тем, как феникс выписывает коленца в небе. И выжимает из себя:
— Там… было что-то. Годы назад. Это как печать. Или как клеймо внутри него. Что-то, о чём он не хочет вспоминать, потому что это слишком больно. Запредельно больно. Настолько, что нельзя даже разделить с варгом. Думаю, раньше этот феникс был иным. А теперь он слегка…
— Безумен?
Второй безумный феникс за год. Нам что-то на них везёт. Этот вот теперь тревожится в небесах. Поднимается выше, загорается алым. Торопит и протяжно зовёт — скорее, скорее!
Спускаемся в низинку между холмов — сплошь в маковой поросли. Местность начинает меняться. Землю вокруг будто вздыбили. Смяли и скомкали: канавы, срытые холмы. А вот то, что когда-то было рощей: ушедшие в мох и траву, полуперепревшие стволы.
— Годы назад, — шепчет Грызи, пока мы идём между следами какой-то неведомой нам катастрофы, — это всё было… годы назад…
Десять лет? Двадцать? Раны земли давно затянулись. Поросли алыми цветочками. Украсились бабочками. Только от взгляда Следопыта не укроются шрамы. И дрожь, которая бегает по шкуре единорога. И то, что зверей в весёленькой низинке почему-то нет.
Низкий, будто обсосанный со всех сторон, валун в центре — похож на алтарь. Вокруг камни помельче — утонули в траве…
Старый, давно-давно захваченный травой череп под ногами. Через глазницы черепа проросли два ярких мака. Качаются уныло.
— Яприль, — говорю я.
Дождик пятится с испуганным ржанием.
Грызи не оборачивается. Наклонилась над камнем. Ведёт по нему пальцами, будто пытаясь услышать через годы.
— Вокруг лежат тела, — мерный, сухой голос. Она будто бы в трансе. — Яприли и единороги. Алапарды. Керберы. Мертвы давным-давно. Смерть от холмов до холмов по всей низине. И не узнать, от чего.
Феникс тревожно окликает нас из вышины. Показывает, что нам нужно скорее. От этой низины в долине. От… что это, кладбище? Место, где когда-то давно бесились животные — а я ещё могу отличить следы бешенства яприля от любых других. Бесились… и что потом? Они просто приходили умирать вот так? Они убивали друг друга? Или их убил чей-то приказ?
Понимание, что мы тут не клад ищем, зреет как на дрожжах.
Грызи идёт твёрдо. Только говорит странное фениксу в небесах:
— Ты хотел бы, чтобы мы обошли, правда? Просто слишком торопился, — а потом сразу мне. — Как Дар?
Точно, я почти не чувствую Печати. Грызи поворачивается, шепчет «Вместе!», глядит в глаза Дождику и отворачивается.
— Мой тоже почти не берёт.
Аномальная зона? И смерти зверей тоже из-за этого? Мантикоры печёнка, до чего хочется отсюда побыстрее убраться. Подъём начинается через полмили, и из зловещей низины мы выскакиваем в обычный Цветодол.
Гудение пчёл — густое, ласковое. Пахнет мёдом и пряными травами. Феникс опять спускается ниже, и Грызи говорит: «Теперь скоро».
Ну да, скоро — сколько мы уже отмахали? Миль восемь? Фениксы иначе ощущают расстояние и время. Из-за крылатости и долгожительства.