Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

— У нас в деревне так называли. Настоящее название другое.

— Псигидра?

Ну вот, не зря он книжки читал. Может, припомнишь из них ещё что умненькое, а, напарничек? Пока мы отступаем на вторую ступеньку, потому что тварь прирастает слишком быстро, вязкая, чёрная грязь уже полностью скрыла пол, какая ж огромная дрянь, Боженьки.

Голодная, наверное.

— Они… я думал, только в древности были… При Пятой Кормчей… их же истребляли, там был особый орден… Они же обычно растут под землёй или в шахтах… питаются шахтёрами или просто забирают эмоции и жизненные силы… П-п-под деревнями иногда селятся… тогда люди болеют, хиреют… и они же обычно высасывают радость? Я думал, они миф…

Точно, миф. Здоровенная голодная легенда, целиком состоящая из чёрной, жирнющей грязи. Ползёт неотступно, заполняя собой комнату, и из грязи поднимаются чёрные щупальца: ты где, Лайл Гроски? Бабушкина байка пришла за тобой. Сцапаю, уволоку, а потом…

Я заберу тебя…

— Гриз говорила, они сами решают, что жрать. Обычно радость. Но есть гурманы, ч-ч-чтоб им. Которые выбирают другое.

— Гриз знала⁈

— Догадывалась.

— А почему мне не…

— Ну-у-у, нам нужен был свежий взгляд.

Третья ступенька. Первую уже поглощает чёрное, густое, вязкое месиво. Нити танцуют над огроменным болотистым телом, сияют, что ты говоришь, малой — это она так радуется? Вполне себе верю.

— Паразит-эмпат. А Гриз говорила… у них есть сознание?

— Говорила, даже варги в этом не разобрались. Потому что варгам противопоказано в эту дрянь лезть.

Может, твари эти бывают совсем тупые, а бывают — на грани гениальности. Всё как у людей. Почему-то это совсем не волнует. Больше интересно: в этой дряни вообще как, можно дышать? Она же не собирается останавливаться и трогать нас за щиколотки — собирается уволочь в себя, захлестнуть, задушить крики…

Забрать тебя всего. И его — всего. И переваривать спокойно, не торопясь.

Напарник говорит что-то ещё. Пока мы с ним готовимся отступать к последней, четвёртой ступеньке. Почти не слышу. Наверное, ценные сведения. Про исполинский размер, несколько тел, а может, голов. Будто сам не понял насчёт размера. Грязь ползёт по пятам, шутя протягивает щупальца: разыгралась, не прочь обняться…

— Лайл. Ты знаешь, как их уничтожали? Их же уничтожали как-то⁈ Она сказала тебе⁈

Сказала-сказала, я просто думать не могу, внутри, перекрывая дыхание, бесится крыса: нас сейчас заберут-заберут-заберут, полностью заберут, совсем, без остатка, останется только серая, траченная молью шкурка, брось, Лайл… ты разве не этого хотел?

Не этого. Честное слово, я не этого хотел. Только меньше страха и меньше дряни внутри, я же не сумасшедший, чтобы желать отдать себя, всего себя на съедение этой твари, и верещащий неистово грызун кажется родным и милым, пока визжит, чтобы я не отдавал его, не отдавал…

— Выжигали. Их… зельями особыми. Огненной магией. И говорят ещё, можно на время…

Заморозить.

Щупальце потянулось не с пола, где колыхалась бескрайнее вязкое тело. Со стены — и пасс с Печати пришёл автоматически. Чёрная сосулька, улетела вниз, мгновенно поглотилась остальным телом. А к нам потянулось ещё три щупальца — осторожно, вкрадчиво…

Пас заморозки. Четвёртая ступенька. По вискам стекает пот, становится слишком жарко — как бывает, когда выкладываешься в магию. Или когда вот-вот сорвёшься в крик, в вой, начнёшь ногтями цепляться за дверь, колотиться в неё, потому что дверь уже за спиной, подпирает сзади, надёжная и страшная. И мы зажаты, зажаты совсем, под ногами плещется чёрное живое грязевое море, и извивающиеся щупальца пытаются подняться, схватиться за еду, обвить… И я бью и бью с Печати, но получается всё хуже и реже, а малыш тоже выставил вперёд руку — наверное, пытается замедлить воду, которая в этой твари наверняка есть, только вот сколько ты там её замедлишь?

Пойманы. Заперты. Тварь переползает третью ступеньку, растёт и растёт, отвоёвывает оставшиеся нам дюймы. Сейчас она выжрет меня, заберёт меня — и не будет наутро Лайла Гроски, и крысы не будет, и вообще ничего не будет в таком-то случае.

Малыш притискивает к двери, будто стремясь загородить — смешно. Я поворачиваюсь и распластываюсь по двери, распластавшись, прижимаясь всей серой, блохастой шкуркой к холодному дереву. Последние остатки магии с Печати утекают в дверь, которая не поддаётся. Не хочу видеть, как она приближается там, со спины, как прилипает к ступеням, подступает к ногам.

Я делаю последнее, что делают крысы перед нем, как их не станет.

Захожусь в отчаянном визге.

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

— Ну, чего ты орёшь.

Задвижка отодвинута, дверь распахнута. И мы с Лайлом пытаемся отдышаться на пороге.

Позади — голодная чернота, вязкая, извивающаяся. А над нами, уперев руки в бока…

— Чего орёшь как дурак, говорю? Ты старого Фурбля пугаешь. Мы тут это, мы погулять вышли, а вы… орёте.