— Мебели нет, — сказал напарник. Подошёл, держась за стену. Уселся рядом. Припомнил: — Я давал сигнал на обоих окнах. Твоём и моём. Если Полли поправила только одну портьеру…
Наверняка поправила обе. Но расстраивать нашего рыцаря я, конечно, не буду. У меня тут час ночной гимнастики, видите ли. Поскольку только моя Печать может дать преимущество в том, что тут начнётся довольно скоро.
И да, об этом лучше не размышлять, пока визгучая тварь не вылезла у меня прямо из пупочка. К чему она применяет активные поползновения.
Поэтому кистью по кругу — раз-два-три! Раз-два-три! Теперь сжать-разжать пальцы. Детские, ещё в прихрамовой школе заученные упражнения. Надо б ещё «строй холода» из учебки…
— Который час?
— Там… мне кажется, я слышал, как било полночь. Когда она нас по коридору…
Ясное дело, последний обход именно около полуночи и будет. Проверить — все ли спят.
— Прошлой ночью примерно в это время мне казалось, что я слышал шаги. Но я не был уверен.
Значит, регулярные обходы. Если там Сэнди, то она воздушный маг и может накладывать щиты тишины. Или даже прощупывать палаты через Дар на шевеление и разговоры. Просто мы слишком уж выдали себя, так что к нам сбежались все, кто был поблизости.
— Во сколько всё началось прошлой ночью?
— Около часа.
Времени немного. Продержаться только при помощи Дара — нечего и думать. Я делаю пассы разминки и подготовки, а Печать помалкивает. И отделывается довольно-таки неприятными ощущениями. Скажем, как тот, кто ни в какую не хочет сегодня работать — уж я-то это по себе узнаю.
— Может, попытаться снять звуковую блокировку? При помощи магии холода?
— Вряд ли нас кто-то услышит. Мы выше по лестнице. А под нами все спят.
Не все, в том-то и дело, что не все. Она ведь наверняка уже где-то здесь. Вон — тихое шевеление из-за стен, под полом. Будто текущая вода, только вот нет, это что-то густое… и разумное, во всяком случае, отчасти.
— В коридорах никто не дежурит? На втором этаже?
— Думаю, и на первом вряд ли. Ночью они все держатся отсюда подальше, я спрашивал. У «пчёлок» и прислуги своя пристроечка — тот домик ближе к стене. Доктор ночует в административном. Женушка явно с ним. Думаю, выходят они часам к шести-семи.
Чтобы прибраться и объявить, что трапеза окончена. В желудке сворачивается скользкий ком, крыса катает его как заправская дресированная тварька: ближе к горлу, потом к груди… Как они управляют дрянью, которая тут обитает — вот что мне хочется знать. Она ведь как-то жрёт по часам — они что, скормили ей часовых дел мастера? Или семейство Тройоло кого хочешь научит правильному режиму?
Напарник на удивление не бросается вопросами в духе «Так что же это за тварь такая?» Может, ждёт наглядного знакомства. Или надеется, что оно не состоится. Может же быть, что нам просто дали тут малость отдохнуть посреди мягких и скользких матрасиков, а? В стороночке от всего, что сейчас начнётся в спальнях?
Ну да, ну да. А подкроватных монстров не бывает. Это же так естественно для твоей на всю голову отшибленной судьбы. Правда, Гроски?
А вот это слабый золотой блик в углу — всяко уж какой-нибудь заблудившийся солнечный луч.
Сверкнуло ещё, ярче и привлекательнее. Расписалось в воздухе чистым золотом. Наверняка из него можно наплавить славных монеток.
Золотые нити лезли в комнату. Выходили из стен, через отверстия между матрасами. Спускались между потолочных деревянных балок. Лениво пошевеливались, будто от дуновения ветерка. Словано прядь здоровенной незнакомой златовласки случайно пролезла на чердак и вот — развевается…
Сидел бы у стены и смотрел. Любовался бы, потихохоньку смиряясь с тем, что придёт — за тончайшими золотыми нитями. Только вот напарник подорвался на ноги, потому я тоже встал. Нити приветственно мигнули, танцуя в воздухе. Сверху тоже разлилось сияние — и одна особо приставучая скользнула по лицу, по рукам.
Отступать можно было только в одном направлении, потому мы попятились к ступеням. Глядя на вызолоченный сиянием нити чердак: нити изгибались, распускались. Звали подойти, коснуться, закружиться с ними…
Наверное, они все так и подходили. Заворожённые золотом. И касались, и оказывались бережно обёрнутыми в золотистый кокон из тончайших нитей. Так, что не видели — что пришло вместе с ними.
Вслед за ними.
На нашу беду, видно теперь на чердаке было даже слишком хорошо. И чёрные пятна, проступавшие из углов, не получилось бы объяснить тенями. Жидкая грязь проступала между матрасов, будто где-то в стенах притаилось болото. А теперь вот, ожило, набросилось. Чёрное, вязкое — растекалось по полу, и пришлось встать на первую ступеньку, вжимаясь в Яниста — нам было узковато вдвоём.
— Что это? — прошептал младший.
Мой ночной кошмар. Спасибо бабуленьке. Вылез из болотной тьмы, почавкивая, пришёл за маленьким мальчиком из крайтосской деревни.
— Вытвань.
Зачем я шепчу? У неё же нет ушей. Золотистые волоски — чтобы чувствовать и приманивать добычу. И безразмерное тело, из которого вырастают, слепо ползут по стенам щупальцы. Чтобы жрать, жрать…