Хруст кустов справа — это Смуглянка, с переломанным крылом, исходя на яростный шип. А сзади кто-то упал и закричал — дети не успели уйти. И юнец в охотничьем зелёном костюме выскочил на поляну, тонко завопил: «Нет! Стойте! Не смейте!» — ударил воздушным прессом, неудачно — Орлик обернулся к нему с яростным воплем, ринулся, взмахнул лапой…
«Я не успею», — подумала Гриз — и вдох растянулся в бесконечность.
Падает на землю охотник, вскидывает ладонь в пассе — которого уже не будет. Грифон взвивается в последнем прыжке. Бурая Смуглянка вытянула шею — нацелилась на тех, за спиной Гриз. Глаза больные, алые. И третий грифон крушит лес, прорывается на поляну. И они недоступны для Дара, и нет верных решений…
…только одно, неверное.
Нож взметнулся одиноким ядовитым зубом. Впился в ладонь — и та процвела алым, сочным.
Брызнули и повисли на кустах земляники алые капли — ранний урожай.
И мир ухнул в безумную круговерть огненных нитей, в их алый хохот и в обжигающий крик. Её захлестнуло и завьюжило — «наша, наша, с нами, сделай же простой шаг!» — и она сгорала, выжигаемая до чёрной пустоши, а нити вокруг змеились и смеялись, и легко было утонуть в вихре, в пламенном хаосе, и она искала — за что бы уцепиться, а пальцы скользили, и мир бесился и хохотал: «Крови, крови, нужно больше крови…»
Тогда пришёл прохладный голос из прошлого. Напомнил тихо: «Крепость. Ты построишь крепость…»
И она облеклась в высокие стены, отковала нерушимые врата, воздвигла караульные башни и валы. Рванула за нити алой паутины, пронизывающей её и грифонов.
— Замрите, — велела жёстким, недобрым голосом крови. Они повиновались — марионетки на ниточках, куколки в коконах алого смеха.
Безвольные. Подвластные. Так легко управлять… даже слишком легко.
«Только жертвы, — смеялась горящая паутина — и разрасталась, угрожая опутать всё и вся. — Всего только глупые жертвы, и так легко стать над ними. Закончить всё, закончить единым шагом. Ибо если они жертвы, то ты…»
— Усните, — и по обжигающим нитям вместе с приказом бежит пронзительный смех: как-как? Не то слово, совсем не то слово. Тебе нужно ещё учиться, но ничего — ты научишься, ты ведь уже перешла грань. Так пойдём же с нами, так будь нашим настоящим сосудом, будь же наконец полной, ибо мы теперь для тебя всё, ты ведь Кровавый Пастырь — кто ты теперь без нас?'
— Гриз, — прошептала она, припомнив что-то дальнее, уже почти неважное. — Я Гриз… я Гриз Арделл.
И ворота крепости сомкнулись за ней, выпуская в лес — к трём спящим грифонам, перепуганному охотнику и плачу за спиной.
— Я… не хотел… я не знал!
Заживляющее зелье в кармане — по намертво вбитой привычке. Вместе с бинтом и флаконом струи гарпии — перебить запах. Пальцы, ставшие чужими, бинтуют правую ладонь. Не думать. Не смотреть на упавший нож. Алые брызги на белых цветах. Интересно, зацветет ли земляника на следующий год алым…
Позади уже не плакали — смотрели. Она знала — как. Чувствовала спиной. Потому не оборачивалась. Чтобы не прочертить даже взглядами грань, которая — уже легла.
И ещё так можно было представить, что они смотрят только со страхом.
— Назад в общину, все, — голос был ещё жёстким, властным. Только выходил из горла с солью, будто и оттуда кровь хлынула. — Сейчас же!
Она хотела ещё добавить, что подойдёт позже — и не смогла соврать.
Топот. Треск веток. Торопливый, захлёбывающийся шепоток: «К-к-к-кровавая!» Шептал ли кто-то: «А если она бросится»? Сказал ли: «Бежим быстрее»? Или может, это только птицы — птицы да звон мошкары в ушах.
В горле пересохло, и она с трудом влила туда пару глотков воды. Охотник всё стоял на коленях, держась за голову. Было ему лет двадцать, может, меньше. И наверняка благородное происхождение — вон, куртку попроще надел, а перстни снять забыл.
— Чем вы их? — спросила, когда пошла смотреть грифонов. Вгляделась в круглый жёлтый глаз Орлика, вслушалась в удары сердца, посмотрела пену на клюве.
Ладонь саднила под повязкой, пока рылась в сумке, искала основной антидот. Охотник бормотал, что он не знал, не мог знать, что дети… и он бы никогда, ни за что, и эликсир… кто знал, что так быстро сработает, и действие совсем не то…
— Эликсир бешенства на приманке? Чья работа — нойя или просто Травника? Состав хоть знаете?
— Я… нет, не знаю… Она сказала — это особый эликсир, он… он так не должен был, и я не думал, что дети…
Он частил и вздрагивал, лицо было исцарапано кустами, через которые он ломился наперегонки с грифонами. Взгляд упирался в Орлика — тот распластался в двух шагах.
— Дети… и вы… совсем не такая… Вы же меня спасли… Девятеро, я не должен был, это всё ошибка…
— Насколько понимаю, вы от госпожи Сотторн, — тихо проговорила Гриз.
Он не ответил — вздрогнул, когда наткнулся взглядом на перевязанную ладонь.
— Друг Этеля?
— Т-т-троюродный брат.
— А. Решили благое дело совершить? Избавить родича от корыстной варгини?
— Я думал, вы… — вздохнул, прижался виском к близкому дереву. — Говорили, вы околдовали его… так, что он собрался жениться, и… ещё что вы…