Отилия поднялась и, обнимаемая Улвой, пошла к террасе. На востоке всходил соларис, и его лучи уже розово ласкали горы. Марна, медлившая и желающая убедиться, что сестра умерла, скрипнула зубами, бросив взгляд в спину удаляющимся и отмечая яркий цвет неба:
— Маленькая глупая гадина, ты всё-таки победила! — плюнула в сторону умершей и последовала примеру матери и сестры, вскоре она парила в небе. Начинался новый день, поэтому упрямый раб перешёл под власть Солвег.
Фрейи удалились, и только тогда скрипнули петли на давно рассохшейся входной двери для прислуги. Осторожно, убедившись, что никого, кроме лежащей на кровати, нет, Дыв подошёл ближе. Совсем недавно, в темнице у Торвальда, Марна его оттолкнула, буркнула, мол, её зовёт мать, должно быть, из-за маленькой глупой гадины, и, велев выметаться, исчезла.
Дыв обменялся парой фраз со злым Торвальдом, вынужденным наблюдать непотребство, узнал, что случилось, и на правах раба, о котором все забыли, помчался на хозяйский верхний ярус. Смерть одного из фрейев карамалийцам была только на руку, но из доверчивой ящерки, тронувшей сердце Торвальда, уже получился годный сообщник. Поэтому надо было убедиться в том, что ей ничто не угрожает, и попробовать вмешаться, если в этом будет критическая необходимость. Он опоздал: ящерка определённо умерла от проклятия собственной сестры.
— Мда… — шумно вздохнул Дыв, — а ты бы мне пригодилась… Жаль…
Он сел на кровать, где недавно находилась королева. Из любопытства наклонился посмотреть ближе лицо умершей. После слов Торвальда о том, что во влюблённой девчонке тьмы почти нет, в голову пришла одна идея. Эта ещё была человеком. Интересно, знали ли об этом фрейи? Надо будет у Солвег расспросить…
— И…а…м, — просвистело рядом с ухом.
Дыв изумлённо выпрямился:
— Что б меня! Она сопротивляется! — потрогал жилку на шее. — Точно бесхвостая ящерка!.. Ну, держись!..
Дыв с трудом снял свой браслет осуждённого в Кар-Малерии, и внешность его стала меняться. Чёрные вьющиеся волосы бледнели, лицо вытягивалось в более мужественное. Двадцати-пятилетний карамалиец заметно повзрослел, добавив к возрасту лет пять-семь.
Он наклонился к борющейся со смертью, оттянул нижную челюсть, помедлил, призывая свою магию, и выдохнул её в рот Кайе. Скованный за сутки артефактом обильный свет хлынул бурной рекой в вязкую тьму, растворившуюся в крови.
Доверчивая принцесса, не получившая священной Тьмы, захлебнулась было чужой магией, но быстро справилась и приняла всю силу очищения, какая была ей подарена. Отрава Марны выступила с пОтом на смуглой коже, и Дыв, почувствовав под собой влагу, отстранился. Кажется, дело было сделано. Но задрожали веки девушки, и он торопливо прикрыл их рукой:
— Спи-и-и, — магия влияния окутала разум Кайи, и она уснула.
Дыв облегчённо наиграл губами “турум-пу-пум”, застегнул артефакт, возвращаясь в хорошо известный фрейям образ карамалийца, однако стоило ещё понаблюдать за результатом. Прицесса-сообщница более чем очевидно ожила, но как поведёт кар-малерийская магия в её теле? Требовалось время, чтобы “след” исчез, часа должно хватить, Дыв проверял дома на артефактах, хотя и по другому поводу… Сейчас бы той самой тьмы, ручной, затереть запах…
Он покрутил головой, осматриваясь, — ни единого признака присутствия сущности, помогавшей принцессе. Позвал негромко:
— Эй, Аша! Ты здесь?.. Мда, печально.
Дыв решил, что королева забрала с собой свою креатуру (Как её там? Материнская защита?), или же Аша умерла раньше своей хозяйки. Выглянул на террасу, прислушался — обе сестрицы-ящерицы находились у себя, вымотанные развлечениями. Подумав об усталости, Дыв невольно зевнул: а ему-то каково? Сукины дети, Ядран и Давор… Неужели Стефан Мудрый решил наказать их и не пустил спасать товарищей, или что-то случилось незапланированное?
Он завалился на кровать рядом с мерно дышащей ящеркой, зевнул снова и принял максимально неудобную позу — закинул обе руки под голову, — чтобы не уснуть. Привычное натренированное сознание позволило расслабиться, но потерять контроль над телом не дало. Так он пролежал полчаса, затем проверил магический фон у Кайи — запах магии понемному рассеивался. “Хороший бы ветер сюда”, — с досадой подумал Дыв, но воздух ему не был подвластен.
Прошло ещё немного времени и, чувствуя, что всё-таки засыпает, он потянулся — надо уходить, пока его тут не застали. Сел, почёсываясь и думая о том, что стоило бы помыться, как вдруг знакомый до ненависти свист разрезаемого воздуха в одно мгновение заставил отреагировать — Дыв скатился с ложа и заполз под него, закрытое простыней почти до самого каменного пола.
Внизу пыль и паутина пышным ковром устилала холодну поверхность, Дыв еле сдержался, чтобы не чихнуть. Смахнул с себя липкую работу подкроватных многоножек и затаился. На террасу-балкон приземлилось, судя по шелесту крыльев, двое или трое фрейев.
— Инграм будет расстроен, некстати он отправился в мир, — произнёс голос несколько огорчённого Асвальда Второго. — Жаль… Я возлагал на нашу малышку некоторые надежды…