Путь воина

— А мне почему-то помнилось, что ты набирался ума в Варшаве.

— Разным людям приходится говорить разное, в зависимости от их интереса. Поэтому услышать обо мне можно всякое. Но вам я сказал правду. Нам вместе служить Украине, вместе сотворять свои великие тайны и не менее великие державные грехи. Поэтому я хочу, чтобы вы, господин командующий, знали: перед вами человек, который никогда не предаст и которому можете довериться, как никому другому.

Хмельницкий все еще прохаживался по шалашу и задумчиво кивал, затем снова сел.

— У тебя выпить что-нибудь есть?

— Поляки стали поговаривать, что пьете вы все больше и больше.

— Для того чтобы знать, что поляки радуются моему похмелью, тайные школы не нужны.

— И для этого тоже. Нам должно быть известно все, вплоть до того, на какой ноге у Потоцкого свежая мозоль. Сейчас я распоряжусь, и мы немного перекусим.

* * *

Урбач появился минут через пять, и вслед за ним вошел молодой джура с корзинкой, в которой были кувшинчик с вином, немного сала и кусок кровяной колбасы, от которой за версту веяло крутым чесночным духом.

— И чем же эти сорок с лишним эмиссаров занимаются Все те, которых ты вроде бы разослал после битвы под Желтыми Водами? Есть от них хоть какой-то прок? А то я ведь и от себя посылал.

— Знаю.

Урбач наполнил небольшие глиняные кубки вином, разложил по мисочкам куски мяса, колбасы и рыбы.

— Главное в том, что они, как ошалелые, разносят весть о нашей победе под Желтыми Водами.

— И все?

— Они творят легенды о нашей победе, преувеличивая ее до погрома рыцарей под Грюнвальдом.

— Лучше бы они подбирали для нас повстанцев да шли в народ с моими универсалами.

— Самый убедительный универсал — ошеломляющая легенда о непобедимом Хмельницком. Народ устал от мелких атаманов и кровавых польских расправ. Сейчас Украине нужен свой герой, свой вождь, своя надежда. Ей нужен удачливый полководец, за которым не грех пойти и за которого не обидно умереть. Есть у нас такой полководец?

Хмельницкий молча смаковал вино. Оно показалось ему слишком терпким и сладковато-приторным. Он же любил с кислинкой. И совершенно не терпел водки. Но о водке Урбач знал, о кислинке пока не доложили.

— Нет у нас пока такого полководца, — ответил сотник на собственный вопрос.

Гетман насупился, но промолчал.

— После Сагайдачного — нет. Но сам собой он не появится. Его следует создавать, творить его образ в народной молве. В страхе, зарождаемом в графских покоях и королевских дворах. Этот Божий образ спасителя Украины еще только нужно слепить из крови жестоких сражений, гимнов побед и полуправды поражений. Вот этим-то я и займусь, господин командующий. С вашего позволения, конечно.

— Сколько человек обучается сейчас в твоей школе?

— Восемьдесят шесть. И еще десять человек — особо. Те, которым предстоит идти в Варшаву и Москву, пробиваться к тронам правителей, льстить и подкупать. Но они не здесь, а на хуторе. Стараюсь, чтобы их как можно реже видели даже в моем лесном стане.

Хмельницкий вновь отпил вина. Сам долил себе, и в этот раз опустошил бокал залпом.

Урбач покачал головой, не пытаясь скрывать своего недовольства.

— Что ж, сотник, точнее, уже полковник… — гетман выдержал надлежащую паузу и решительно продолжил: — Казнить я тебя не стану, даже зная, что ты — подосланный. Хотя следовало бы.

— Если тебя милуют у подножия плахи — это тоже награда, достойная королевской милости.

16

— Я не стану казнить тебя, — повторил Хмельницкий, выходя из куреня и жадно вдыхая влажный степной воздух. Весна то подступала к северным окраинам Дикого поля, то откатывалась назад, к морским берегам. Приход ее казался гетману мучительно долгим и бесстрастным. — Но если когда-нибудь, хотя бы нюхом, учую измену, хотя бы учую ее…

— Это не разговор, господин командующий. Возможность учуять мою измену вам предоставят хоть завтра, — решительно возразил Урбач. — Нас будут стравливать и натравливать друг на друга. Поэтому давайте сразу же исключим всякое подозрение, если только мы хотим защитить себя от наемных убийц и лазутчиков наших недругов.

Хмельницкому подвели коня, однако Урбач почувствовал, что разговор еще не закончен, и велел подать своего. Хмельницкий обратил внимание, что у Урбача светло-буланый белокопытый скакун, какие почти никогда не встречаются у татар и крайне редко встречаются даже у знатных польских офицеров. Из надежных, хорошо охраняемых теплых конюшен таких коней выводят разве что по праздникам.

— Чем могу помочь тебе, полковник? — спросил гетман, продолжая демонстрировать свое снисходительное прощение.

— Всем. Например, тем, что я не должен вечно скитаться со своей школой в хвосте обоза. Как только мы закрепимся на какой-то из территорий, желательно, подальше от Дикого поля…

— Отдам под твою власть свое имение Субботов [38]. От степи оно будет прикрыто Сечью, Кодаком и Чигирином, с северо-запада — Корсунем и сильным гарнизоном в Звенигородке. В самом Субботове расквартируем твой полк. Так будет надежнее и тебе с твоей школой, и мне.