Наступление войны перевернуло мир с ног на голову. Обстрел Александрии сравнял с землей Центр Командования Вооруженными Силами Республики Эллиад и половину Центрального района столицы, похоронив Константина Адриатиса, министра вооруженных сил Республики, и весь генеральный штаб, занимавшийся разработкой стратегии и координации войск. После этого вместе со своей семьей и прислугой бесследно исчез Михаэль Адриатис. Многие члены экспансионистской фракции последовали примеру своего лидера, в том числе и заместитель Верховного председателя Пьеро. Предполагают, что большая часть из них бежала из страны.
Когда хаос и паника охватили обезглавленную Республику, власть перешла в руки тех, кому ранее отводилась лишь роль козлов отпущения. Старейший и самый уважаемый из политиков-реформистов, Алессандро Феорованти, отказался занять пост Верховного председателя, сославшись на преклонный возраст. Следующим в негласной иерархии был Карл Сермонт, и он согласился взвалить на свои плечи ответственность за сотни тысяч погибших, миллионы живых и будущее самой нации. Феорованти принял на себя роль заместителя Верховного председателя, а образовавшиеся дыры в Высшем совете заполнили как его сторонники, так и оставшиеся в столице представители фракции Адриатиса. Ярким примером последних был глава Министерства внутренних дел Милорадович. Этот мужчина с медвежьим телосложением, черной курчавой шевелюрой и девичьим голоском поразил прочих членов временного правительства приверженностью своему делу и, казалось, нехарактерным ему мужеством. Но в действительности никто не знал, что двигало некогда верным приспешником Адриатиса.
Милорадович раздраженно вскинул голову.
— Требования, на которые мы согласились, просто оскорбительны! — его голос срывался почти на визг. — С начала войны прошло всего две недели, а мы уже подняли над головой белый флаг. Мы обязаны были сражаться до конца, но вместо этого подписали мирный договор и отдали им больше трети наших земель... Такой позор с себя нам уже не смыть никогда! — он ударил кулаком по деревянной столешнице, отчего стоявшие на ней кружки задребезжали.
Елена Хольм, министр здравоохранения и давний сторонник Феорованти и Сермонта, резко повернулась к Милорадовичу:
— Позор!? Да как вы смеете! Может, вы и не сбежали с тонущего корабля, но никто из нас не забыл, с каким энтузиазмом вы поддерживали каждое решение, приближавшее наступление этой войны!
Милорадович рассмеялся, глядя ей в глаза:
— Вы явно что-то путаете, госпожа Хольм, я предлагал и поддерживал решения, которые были необходимы для повышения обороноспособности нашей Родины, потому что знал — наступление войны с Остеррианским Союзом неминуемо. Раскройте глаза, и тогда вы увидите, что все опасения уже сбылись!
Хольм сверлила Милорадовича взглядом.
— Вы просто жонглируете фактами. Все здесь прекрасно знают, что никто из фракции Адриатиса даже не пытался наладить дипломатический контакт с Остеррианским Союзом. Вместо этого вы годами заявляли территориальные претензии на чужие земли, устраивали провокации в отношении остерринских властей, внушали народу мысль о необходимости военного вторжения, но не решались первым пойти на прямую конфронтацию лишь потому, что из-за вашей агрессивной безответственной политики наша экономика оказалась на грани краха. И даже те колоссальные ресурсы, которые вы вложили в армию, не принесли своих плодов. Раскройте глаза, и тогда вы увидите, что бедственное положение Эллиада и отсутствие за этим столом вашего патрона и коллег по фракции говорит о полном провале прежнего политического курса.
Подбородок Милорадовича задрожал, но затем на его лице появилась натянутая улыбка:
— Всему виной стали просчеты отдельных людей, ответственных за стратегическое планирование и разведывательную деятельность. К потере северо-восточных территорий привело поражение наших войск под командованием Луаре и Чезанте — светлая им память, конечно же, — а не ошибочность решений прежнего правительства. Северо-запад же мы отстояли благодаря многолетней подготовке к войне и грамотному командованию генерал-лейтенанта Топала. Если бы мы поспешно не подписали позорный мирный договор, то еще смогли бы вернуть северо-восток в лоно Республики…
Сермонт воздел руку, прерывая затянувшийся спор.