Путь за горизонт

Генерал-майор Бергман на секунду задумался, после чего едва заметно улыбнулся, словно что-то осознав. Он посмотрел на Алана, как взрослый на наивного ребенка:

— Какие люди обладают властью? Будь то армия или любая другая сфера деятельности, почти всегда это те, кто к ней стремится. Но таких людей много, и каждый должен как-то возвыситься над конкурентами. Для военных нет лучшего места, чтобы выделиться на фоне остальных и обрести славу, чем поле боя. И мы предоставили такую возможность для командира остеррианцев. То, чего он желал, пришло к нему прямо в руки, и ему не хватило трезвости рассудка, чтобы противостоять искушению. Конечно, все могло сложиться иначе, но в итоге действия противника соответствовали нашим ожиданиям.

Алан опустил голову, задумавшись:

— Интересно… если понимать, что движет человеком, то можно до определенной степени точности предсказывать его поведение. Я знал об этом, но все же не был уверен, что противник поведет себя настолько иррационально. Благодарю за ответ, Ваше Превосходительство.

— Это придет с опытом, а сейчас отдыхайте.

Как только Алан отдал честь и направился в жилой отсек, глава экспедиции откинулся на спинку кресла, будто прижатый многотонным прессом.

Отпирая узкую металлическую дверь своей каюты, он краем глаза заметил, что дверь напротив него была приоткрыта. В щели промелькнула хорошо сложенная, но некрупная фигура Теоса.

На голове молодого лейтенанта выделялась посеревшая повязка, китель из искусственного шелка был опален в нескольких местах, будто о него тушили окурки, а порванные края рукава ощетинились растрепанными нитями. Дверь захлопнулась за Теосом до того, как Алан решился произнести хоть слово. Перешагивая через высокий порог, он забыл пригнуться и ударился лбом о стальной дверной косяк. Алан простонал от боли, колоколом зазвеневшей в голове, потер место ушиба и, коря себя за неуклюжесть, заперся внутри крохотного помещения, похожего на узкую кладовую.

С потолка комнатки струился бледный свет электрической лампы. Все убранство составляли компактная раскладная койка, угловатая тумбочка, умещавшаяся рядом с изголовьем, и три крючка для одежды, висевшие на стене. В его воображении именно так выглядел бы карцер одной из эллиадских тюрем, но учитывая, что сейчас он находился вдали от цивилизации, то такие условия можно было считать верхом мечтаний. Алан повесил китель на крючок, нащупав на гладкой ткани пару выжженных участков и не меньше полудюжины мелких царапин, снял и положил наручный компьютер «Квадрос» на тумбочку и рухнул на застеленную матрасом койку. Тяжелая голова, притупленность сознания и чувство палящей горечи внутри перекрывали сонливость, не давая ему немедленно погрузиться в безмятежное царство Гипноса. Сомкнув веки, он предался размышлениям. Первым делом в сознании всплыл сегодняшний разговор с Теосом.

Эх, если бы я только умел выражать свои чувства.

Его терзало многое. Он не сумел поддержать товарища в трудную минуту, не показал, что тот не одинок в своей скорби, и разработал план, который привел к истреблению почти девяти тысяч человек.

И даже если таким образом он спас столько же людей с другой стороны, то можно ли назвать это благим делом? Он был не в силах разорвать порочный цикл, а лишь обменял одни жизни на другие. Мир по-прежнему вращался по законам насилия, согласно которым каждая новая жертва служила источником ненависти и причиной мести, что подпитывали дальнейшее кровопролитие.

Алан запрокинул руки за голову.

Неужели мне суждено быть частью нынешнего миропорядка? Нежели все мои попытки что-то изменить заранее обречены на провал?

Он не считал себя эгоистом. Для него существовали вещи намного важнее его незначительной жизни, которая являлась лишь крохотной каплей в необъятном океане человеческих судеб. Алан верил, что его скромное существование меркнет в сравнении с блистательным сиянием истории рода людского. Выкованные в раскаленном горниле цивилизации, омытые океанами крови, усеянные горами трупов, сдобренные бесчисленными благими намерениями и деяниями интеллектуальные достижения цивилизации имели для него высшую ценность, равно как и жизнь каждого человека в отдельности. Однако вершина человеческой мысли — права человека и идеалы свободы, равенства, справедливости, как и другие, порожденные тысячелетиями раздоров, угнетения и борьбы за светлое будущее. Идеалы бесконечно прекрасные, растущие вместе с самим человечеством и, в конце концов, недостижимые.