Путешественник из провинции Бос

Остается установить, применялся ли в тот период принцип перископа, а это нам не известно. Если он еще не применялся, можно даже признать у Буссенара талант предвидения, так часто (иногда ошибочно) приписываемый Жюлю Верну. Следуя его примеру, Буссенар, не колеблясь ни минуты — устами неутомимого доктора Ламперьера, — читает нам (как всегда мастерски) небольшую лекцию о водороде:

«Водород, сын мой, — самое легкое из тел. Если принять за единицу воду, то его плотность — при нулевой температуре и под нормальным давлением в 0,76 — составляет 0,06 920. Литр водорода весит 0,08 957 граммов. Значит, он в четырнадцать с половиной раз легче воздуха…»

Все это, разумеется, говорится на память, без каких-либо записей.

Здесь, конечно, Буссенар заходит за пределы допустимого в энциклопедической осведомленности своего героя. Но в этом он лишь продолжает пользоваться приемом, который принес успех Этцелю. Такова была в то время цена признания.

Путешествие, или Книга о мире

Этот роман (который, по слухам, воспитатель будущего императора Николая II использовал, чтобы приобщить цесаревича к красотам французского языка) является превосходным образчиком педагогической и дидактической литературы; сегодня ее поносят как тяжелую и смертельно скучную, и это в наши дни, когда утрачена настоящая связь с природой. Парижский гамен Фрике учится познавать мир. Приведем характерный отрывок из этой педагогики путешествий, восхищавшей наших дедушек и бабушек:

«Фрике в восторге, потому что его знания пополняются новыми сведениями […]. Вот масличная пальма с изящными перистыми, как у папоротника, листьями; ее алый плод дает твердое растительное масло “карите”; у Фрике ее вид вызывает неприятные воспоминания об экваториальном “откармливателе”[37]. А вот гигантские каучуковые деревья; темная зелень их листвы гармонично сочетается с темно-зеленой бахромой лишайника. Далее папирусы, ротанговые пальмы, кардамоны. Эта вечнозеленая густая растительность так хорошо представляет тропический лес, его сырой и жаркий климат.

Тектоновые деревья с нетленной древесиной смешиваются с фриниями, фиговыми деревьями и бомбаксами. А вот еще клещевина с фиолетовыми стеблями, красные перцы, смолоносные растения, гифенеи с прочными нитями, эбеновые деревья, акажу, сандаловые деревья, бассиа, тамариски, дерево phrinium rarissimum, чьи длинные, тонкие листья служат туземцам для покрытия их хижин, складов, для заворачивания маниоковых лепешек, плетения корзин и т. д.

Упомянем также дикий бетель, аптечную ятапру, бесчисленные разновидности молочая, протеи, ананасы, арахис, подорожники, кассавы, банановые деревья, сорго, маис, mucina puricans, растение, наводящее страх на местных жителей, поскольку его цепкие волоски проникают под кожу, как настоящие колючки.

Вся эта флора — деревья, фрукты, растения, лианы, травы, злаки, увешанные плодами, усыпанные яркими цветами или полные семян, — все это переплетается, извивается, буйствует и образует огромный цветник, где обитают животные, составляющие тропическую фауну».

О, довольно! Пощадите, не надо фауны!.. Но нет, хотя бы ради удовольствия — что-нибудь вроде этих бесконечных перечислений названий рыб в романе «Двадцать тысяч лье под водой». Раймон Руссель находил их поэтическими, а Жан-Поль Сартр[38] — восхитительно учеными… Продолжай же, Буссенар, продолжай, не смущайся. Надо ли обращать внимание на насмешки стареющего двадцатого века, который знает о дикой фауне только то, что показывают в зоопарках или по телевидению. Назови-ка нам все это. Посмотрим, сумеем ли мы разобраться…

«Носороги, красные и черные буйволы, гиппопотамы, слоны катаются в тучных травах, спугивая стаи марабу, балеарских журавлей, королевских баленисепов, фламинго, гусей с крыльями, снабженными шпорами, зимородков, белых цапель, ибисов, колпиц, бекасов и уток».

Вот, с ружьем на плече, притаившись в болоте, мы подстерегаем взлет дичи. Чувствуется, что от одной этой мысли перо дрожит в руке Буссенара; вместе с ним прицеливаемся: паф!.. Но мы в сердце джунглей, и к нам подползает скрытая опасность:

«Существует множество разновидностей змей — от боа и питона до маленькой зеленой гадюки. Опасное соседство, скверная встреча».

Буссенар доказывает это читателю уже на следующей странице, описывая, как Фрике был ужален в ногу злой желтой змейкой; чтобы разжать челюсти, пришлось отрезать ей голову длинным охотничьим ножом. Но укус этой змеи считается смертельным. Синеватое место укуса надрезают крестом, самоотверженно сосут кровь из ранки обреченного. Он потерял сознание и кажется уже безнадежным. Ничего не помогает. Доктор насыпает на рану порох из патрона, а затем горящий табак: прижигание живого тела! Но Фрике уже в агонии, и, после того как он произносит несколько весьма достойных слов, его голова падает, словно голова мертвого. Доктор, бледный как привидение, хватается за грудь. Из глаз Андре текут две крупные слезы. Все кончено.

Где знание возвращает надежду

Кончено, неужто? Нет, не так быстро.