Вот как выглядит миф в пересказе одного из информаторов: «Когда Маклай впервые появился в здешних местах, жители ближайщих деревень очень испугались, так как это был первый белый человек, которого они увидели. На океанском берегу Маклай встретил папуаса по имени Тойя. Тот подумал, что таинственный пришелец хочет его убить, и стал отступать к деревне, но Маклай его догнал, остановил и подарил ему соль и топор. Затем Маклай уехал, а когда вернулся, подарил тамо бонгу бычка. Они никогда не видели такого животного и потому решили, что это большая свинья, только клыки у неё растут не из пасти, а на лбу. Когда пришло время пира, папуасы попытались связать свинье ноги, чтобы затем убить её и приготовить из мяса угощение. Но диковинное животное начало бодаться, лягаться, бонгуанцы в ужасе рассыпались в разные стороны, и оно убежало в горы. Так его и не поймали».
События, происходившие почти сто лет назад, изложены в мифе в основном правильно, что свидетельствует о том, как бережно сохранили папуасы память о «тамо русс». Некоторые неточности здесь, конечно, есть, что легко объясняется и давностью прошедшего времени, и особенностями фольклорного жанра. Первым, кого встретил Н.Н. Миклухо-Маклай на берегу (и кто потом стал его другом), был действительно папуас Тойя. В своих дневниках учёный называет его Туй. При встрече он подарил Тую не соль и топор, а красную материю. История с бычком тоже имела место, но всё это произошло много позже, лишь в третий приезд Маклая, причём бычок был подарен не один, а вместе с тёлкой. Другие варианты мифа содержат новые подробности, но основной сюжет везде один и тот же. Следует особо отметить, что папуасы весьма охотно вспоминали и рассказывали нашим этнографам мифы о первом появлении на их земле русского путешественника. Вообще они были дружественно настроены к участникам экспедиции, которые прибыли к ним из «страны Маклая». Психологический барьер, с таким трудом преодолевавшийся когда-то нашим учёным в общении с местными жителями, был почти сразу же снят магией его имени.
Участникам экспедиции 1971 года удалось не только услышать и записать мифы о Маклае, но и увидеть их инсценировку. В момент прибытия экспедиции папуасы тоже готовились отметить юбилей первой высадки русского учёного на их земле. Они подготовили пантомимы, танцы, костюмы. Всё изображалось настолько реалистично, что легко можно было представить себе опасности, подстерегавшие здесь нашего путешественника и понять величие его научного подвига.
В инсценировке, как и в самом мифе о первой высадке Н.Н. Миклухо-Маклая на острове, не всё было передано абсолютно точно. Важно другое – как долго сохраняется здесь память о нём, о его беспримерном самоотверженном служении науке и людям.
Сам Николай Николаевич писал о себе так: «Единственная цель моей жизни – польза и успех науки и благо человечества». Достижению этой благородной цели была посвящена вся его жизнь. Нелёгкой и короткой она была у «белого папуаса». Но какой прекрасной и плодотворной была эта жизнь! Его светлый образ и память о нём сохраняется не только на его родине, но и на далёкой Новой Гвинее.
И вот что особенно интересно. Туземные представления о белых людях как о богах – явление обычное. Но в Центральной и Южной Америке индейцы, вначале принимая белых людей – конкистадоров Кортеса, Писарро и других – за богов, были вскоре жестоко разочарованы. Здесь же русский учёный так и остался для папуасов необычным существом в божественном ореоле.
Конечно, сыграло свою роль и то, что он был не только исследователем, но и врачом. Его очень недолгое общение с папуасами привело даже к возникновению своеобразной туземной религии – «культа Маклая». Вряд ли найдётся другой путешественник, миниатюрные изображения которого, сделанные из глины и дерева, до сих используются как чудодейственные талисманы – причём не только в Новой Гвинее, но также в Индонезии. «Бог Маклай из небесной страны Русии» – таким остался он в памяти папуасов…
Буддист-паломник у святынь Тибета
Гомбочжаб родился в семье агинского бурята-скотовода Цэбека Монтуева – личности, совершенно нетипичной для своей среды. Цэбек Монтуев был не просто грамотным человеком: он самостоятельно изучил монгольский и тибетский языки, освоил письменность, неоднократно избирался земляками на общественные должности. Он во что бы то ни стало решил дать младшему сыну, третьему ребёнку в семье, высшее образование. Сначала он отдал Гомбочжаба в Агинское приходское училище, затем – в Читинскую гимназию, которую сын окончил с серебряной медалью. Отец решил отправить его в Томский университет.