Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

— Она боялась меня, — тихо проговорил он после долгого молчания. — Я пытался быть с ней деликатным… Господи, да просто из кожи вон лез, делая все, что, по моему разумению, могло понравиться женщине! Но все без толку.

Его голова беспомощно повернулась, оставив вмятину в перьевой подушке.

— Может быть, дело было в Хью, а может быть, в Саймоне. Я знал их обоих, и они были хорошими людьми, но никто не знает, что происходит на супружеском ложе. Может быть, причина заключалась в вынашивании и родах: не всем женщинам это дается легко. Так или иначе, несмотря на все мои потуги, что–то во мне ее задевало или ранило. Стоило к ней прикоснуться, как она вздрагивала с болью и страхом в глазах.

Вокруг его закрытых глаз разбегались грустные морщинки, и я порывисто взяла его за руку.

Он мягко сжал мою ладонь и открыл глаза.

— Вот почему в конце концов я ушел, — тихо сказал он. — Я просто не мог больше этого выносить.

Я молча держала его руку, положив палец на пульс и считая удары. Пульс, к счастью, был медленным и равномерным.

Джейми поерзал в кровати, двинул плечами и тут же сморщился.

— Рука очень болит? — спросила я.

— Немножко.

Я наклонилась над ним, коснулась лба. Он был очень теплым, но жара не было. Между густыми рыжими бровями залегла морщинка, и я разгладила ее.

— Голова болит?

— Да.

— Пойду заварю тебе чая из ивовой коры.

Я хотела встать, но он удержал меня.

— Мне не нужен чай. Зато мне полегчало бы, будь у меня возможность положить голову тебе на колени, чтобы ты потерла мне виски. Немножко, а?

Голубые глаза смотрели на меня, прозрачные, как весеннее небо.

— Ты мне зубы не заговаривай, Джейми Фрэзер, все равно я не забуду о следующем уколе.

Тем не менее я уже отодвинула стул и села на кровать рядом с Джейми.

Он удовлетворенно заурчал, когда я уложила его голову себе на колени и принялась поглаживать ее, потирая ему виски, убирая назад густую волнистую массу его волос. Его шея сзади была мокрой, и я убрала оттуда волосы, тихо подула и увидела, как по коже побежали пупырышки.

— Ой, как приятно, — пробормотал он.

Вопреки недавнему решению не прикасаться к нему иначе как в медицинских целях, пока между нами все не утрясется, я поймала себя на том, что мои руки сами собой поглаживают четкие рельефные изгибы его шеи и плеч, ища твердые узлы позвоночника и широкие плоские крылья лопаток.

Мои ладони ощущали его крепкое тело, бедром я чувствовала теплое дыхание, и, когда пришло время переложить его обратно на подушку и взяться за ампулу с пенициллином, мне пришлось призвать на помощь всю силу воли.

— Ладно, — сказала я, откинув простыню и потянувшись к подолу его рубашки. — Быстрый укольчик, и ты…

Я задрала рубашку и охнула.

— Джейми! — вырвалось у меня. — Ты с ума сошел! В твоем состоянии…

— Наверное, ты права, — покладисто согласился он и свернулся на манер креветки, опустив темные ресницы. — Но ведь может же человек помечтать?

В ту ночь я не пошла спать наверх, так и осталась у него. Мы мало говорили, просто лежали бок о бок на узкой кровати, почти не шевелясь, чтобы не тревожить его раненую руку. В доме царила тишина, все улеглись спать, и не было слышно никаких звуков, кроме потрескивания огня, вздохов ветра и царапанья розового куста Элен об окно, настойчивого, как требование любви.

— А ты знаешь? — тихо сказал Джейми где–то уже в черные предрассветные часы. — Знаешь, каково это, иметь с кем–то дело таким образом? Делать все, что в твоих силах, и так и не понять, в чем твоя ошибка?

— Да, — ответила я, вспомнив о Фрэнке. — Да, знаю.

— Я так и думал, что ты знаешь.

Он помолчал и легонько коснулся моих волос.

— А потом… — прошептал он, — потом обрести снова полноту жизни. Стать свободным во всем — в словах, в поступках — и знать, что все это правильно.

— Говорить «я люблю тебя» от всего сердца, — прошептала я в темноту.

— Ага, — отозвался он едва слышно. — Говорить это.

Его рука замерла, и я, сама не зная, как это получилось, прильнула к нему, удобно примостившись головой во впадине его плеча.

— Столько лет, — сказал он, — так долго я был не самим собой, а столь разными людьми. — Он слегка шевельнулся, и крахмальное полотно его ночной рубашки захрустело. — Я был дядей детям Дженни, братом ей и Айену. Милордом для Фергюса и сэром для моих арендаторов. Макдью для каторжников Ардсмура и Маккензи для других слуг в Хэлуотере. Потом Малкольмом–печатником и Джейми Роем в доках.

Он медленно провел рукой по моим волосам с шепчущим, как дуновение ветра снаружи, звуком.

— Но здесь, — произнес он так тихо, что я едва услышала, — здесь, в темноте, с тобой… у меня нет никакого имени.

Я подняла к нему лицо и поймала губами его теплое дыхание.

— Я люблю тебя.

Мне не требовалось добавлять, насколько искренни были эти слова.

Глава 38

ВСТРЕЧА С АДВОКАТОМ

Как я и предвидела, микробы восемнадцатого столетия не могли и мечтать потягаться с антибиотиками века двадцатого. Лихорадка Джейми практически сошла на нет в течение суток, а в следующие два дня пошло на убыль и воспаление раны: осталось лишь небольшое покраснение по краям да при нажатии выделялось немного гноя.