— У «Знака равных» свой магический резерв, весьма ограниченный, — спокойно возразил Джеймс. — Мои возможности больше. Соответственно, и границы больше.
— Зачем тебе на это идти? — наконец холодно спросила Анабелл. — Нам совершенно не улыбается позволить тебе забрать энергию уникального магического артефакта. Ты от этого станешь сильнее, что нам невыгодно. Ты сам прекрасно осознаёшь, что твоё предложение не приведёт нас в восторг. Зачем тогда ставить нас в известность о твоих планах?
После небольшой паузы Джеймс задумчиво сказал:
— Потому что в одиночку мне это не провернуть. Потребуется работа с множеством магических потоков, и мне понадобится хотя бы один помощник. К сожалению, в данный момент, кроме вас, мне не к кому обратиться. Поэтому я предлагаю сделку — вы помогаете мне забрать силу артефакта, а я не даю Алану провести последний ритуал, и, следовательно, вы все не умрёте. Как вы на это смотрите?
Путешественники синхронно отошли на несколько шагов назад и вполголоса начали обсуждение. Слов я не разбирала, но оно мне показалось вялым — Джеймс обозначил условия таким образом, что возразить было сложно. Я сама нервно кусала губы, но не из-за того, что Винсент и Анабелл могли отказаться. Меня обеспокоили слова Джеймса, как я ни пыталась убедить саму себя, что всё это меня больше не касается. С одной стороны, хорошо, что он выбрал для переговоров с Путешественниками именно эту стратегию. Винсента и Анабелл его слова вполне убедили, ведь нет ничего более закономерного, чем тёмный маг, стремящийся обрести большее могущество. Вот если бы Джеймс объявил, что хочет остановить Алана, и в качестве аргумента использовал сочувствие к Путешественникам или хотя бы просто сказал, что убивать людей в таких количествах нехорошо, это казалось бы подозрительным. Тёмных магов-филантропов в природе не существует, это даже мне понятно.
Но вот какую цель он преследовал на самом деле? Если только играл на публику — пожалуйста, но если это всё не было представлением? Что, если он и в самом деле преследует только эту цель? Если ему и в самом деле нужен только «Знак равных»?
— Мы согласны, — прервал поток моих сумбурных мыслей голос Винсента. Впрочем, очень довольным он не выглядел. — Боюсь, мы сейчас не в самом выигрышном положении, чтобы диктовать свои условия.
Джеймс слегка склонил голову.
— Времени остаётся мало, — глава Путешественников неприязненно поморщился. — Так что лучше не будем тянуть. Предлагаю встретиться завтра здесь же в шесть вечера. Проведём ваш ритуал.
— Превосходно, — согласился Джеймс.
Мы вышли на улицу. Нас никто не пытался атаковать, хотя мне пришлось пару раз одёрнуть себя, чтобы не обернуться и не проверить, не попытаются ли Анабелл и Винсент в последний миг всё же нанести удар в спину. Джеймс моих опасений не разделял — то ли он был настолько уверен в своих силах, то ли у него глаза были на спине.
Когда мы отъехали, и склад наконец-то остался позади, я выдохнула, пытаясь решить, с какого вопроса начать. Однако Джеймс вдруг заговорил первым:
— Ты была права. Они так быстро согласились только потому, что поняли, что ты Элиза. В противном случае, да ещё в одиночку, я бы никогда их не убедил. Вы с Анабелл были подругами?
Я невольно усмехнулась, услышав такое определение.
— Не уверена, известно ли ей вообще, что это такое. Нет, мы никогда не были друзьями. Правда, тогда, в тысяча восемьсот восемьдесят пятом, она очень хорошо меня понимала и помогала приспособиться. Рядом с ней я могла не изображать из себя мисс Барнс, а быть самой собой. Она при мне тоже прекращала изображать вредную компаньонку и была той, кто она есть — Путешественницей. Возможно, именно это нас и сблизило. До того, как она убила Эмили, Анабелл была мне даже симпатична…
Он взглянул на меня и ничего не сказал.
— А ты давно проникся идеей забрать силу артефакта? — поинтересовалась я, стараясь говорить как можно непринуждённее.
— Примерно в тот момент, когда привёз тебя к себе, — чувствуя мой взгляд, он неохотно продолжил. — Поскольку у нас осталось мало времени, а ресурсов вообще практически нет, это единственное, что пришло мне на ум.
— И ты хочешь сказать, что не собираешься использовать полученную силу во вред другим, и вообще власть тебя нисколько не прельщает? — голос звучал ядовито, да я и не пыталась заставить его звучать по-другому.
— А что ты хочешь от меня услышать? — осведомился он слегка раздражённо. — Если я отвечу утвердительно, ты мне едва ли поверишь. Да я и сам не стал бы тебе врать. Ирония в том, что я сам толком не знаю, как ответить на твой вопрос. Теперь всё упирается в то, насколько ты мне доверяешь.
— Что, прости? — поразилась я, решив, что слух меня обманывает.
— Это вопрос доверия, — повторил он, с преувеличенным вниманием разглядывая тёмную пустую улицу, которую мы проезжали. — Едва ли я сам смогу тебя в чём-то убедить. Всё зависит только от того, сможешь ты мне довериться, или…